До 13 августа 1961 года в разделенном на оккупационные сектора Берлине существовала уникальная возможность переходить из капитализма в социализм и обратно по нескольку раз на день. Прогнозы классиков марксизма о преимуществах социалистической системы оказались явно завышенным, и люди, видевшие это наглядно, «голосовали ногами».
По мнению руководителей ГДР, с этим надо было что-то делать. За два месяца до сооружения стены руководитель ГДР Вальтер Ульбрихт на пресс-конференции произнес нечто неожиданное и странное: «Я понимаю ваш вопрос так, что в Западной Германии есть люди, которые хотят, чтобы мы мобилизовали строителей столицы ГДР для построения стены. Мне не известно ничего о подобном намерении. Строители нашей столицы заняты своим главным делом - жилищным строительством, их силы расходуются на эту деятельность полностью. Никто не намерен сооружать стену».
Но никто из журналистов ни о какой стене и не спрашивал. Таким образом, это слово впервые прозвучало из уст председателя Госсовета ГДР. Своей оговоркой (ненамеренно или, как считают некоторые, вполне умышленно) Ульбрихт предупредил умеющих слушать. Восточный Берлин успели покинуть еще несколько тысяч человек до того, как в ночь на 13 августа началась хорошо подготовленная акция по закрытию границы ГДР и Восточного Берлина с Западным.
Как вспоминает свидетель тех событий, родившийся в Берлине и выучивший русский в эмиграции в Харбине, а затем в течение многих лет первая скрипка Берлинского филармонического оркестра Гельмут Штерн, «весь Западный Берлин был на ногах, конечно, и я поехал к Бранденбургским воротам. Там масса людей была, все смотрели. Сегодня, как мне кажется, все смотрели не туда, не на восток, а больше на запад. Потому что все ждали, что союзники, американцы, англичане и французы, не позволят этого сделать, и мы все ожидали, что вот-вот приедут машины. Если бы они приехали... мы сегодня знаем, то есть мы уже после этого знали, что винтовки этих солдат, восточных солдат, не были заряжены. Мы ожидали вмешательства союзников, и это было бы их право. Все (лидеры западных держав - РС) знали, что гэдээровцы делают это, и все согласились (с этим решением - РС)».
Согласно исследованию, опубликованному в эти дни, число убитых при попытке бежать из Восточного Берлина в Западный оказалось гораздо меньшим, чем считалось ранее. Документально доказать можно гибель 125 людей. В ГДР документация по этому поводу не велась или была уничтожена, так что число жертв все же было гораздо больше. А по всей ГДР (то есть и на западной границе с ФРГ, вне Берлина), по данным музея Checkpoint Charlie ( как назывался самый знаменитый КПП на выезде из американского сектора города, фактически просто пропускной пункт N3) погибло 1065 человек. Смелые и отчаянные люди гибли, но перегороженный стеной город жил обычной жизнью, а ужасные фобии «холодной войны», - ожидание новой мировой войны, страх перед шпионами и так далее, - казались из-за своей обыденности не так и ужасны.
У живших в Западном Берлине была возможность навещать своих родственников по ту сторону стены. Гельмут Штерн вспоминает: «Это было в 1970-х годах. У моей жены были родственники в Восточной Германии. В этот день я ехал один, без жены, и ее двоюродный брат хотел проводить меня. Перед границей (" восточникам " нельзя было переходить известного рубежа) мы попрощались с ним, и я проехал очень медленно к этому пункту, где я должен был выйти из машины... конечно, они (пограничники ГДР - РС) обыскивали всю машину. После того, как они обыскали все, прошло примерно 20 минут, и вдруг выходит какой-то офицер и говорит: "Пройдите сюда, в помещение". Мне это немножко не понравилось, потому что обыкновенно они этого не делали. Потом пришел офицер и начал допрашивать: кто, что, откуда, куда - такие вопросы, как бы невинные такие. Он так уставился на меня и говорит: "Это что такое?" И показывает мне бумажник. Я говорю: "Я не знаю, что это". Он, открывает, а там не только деньги (если бы я восточные деньги вывез, это было бы уже преступлением), но там все бумаги моего двоюродного брата. Очевидно, что у него это выпало из кармана и лежало в машине. Я говорю: "Слушайте, во-первых, я не знал, ему же это все равно нужно".
Он уже уехал домой и тут заметил, что у него нет кошелька. Он сейчас же приехал назад. Ему еще хуже было, пройти ему не давали на границе, но подозрение было громадное, и его взяли. Допрос, конечно. Для него это было страшно, это была бы тюрьма, конечно, на много лет. Все зависит от того, поверят ли нам эти офицеры, которые допрашивали нас. Меня держали примерно до двух утра. Наконец-то они решили поверить мне и отпустили».
Простояв 28 лет, Берлинская стена пала поздним вечером 9 ноября 1989 года. Бывший канцлер ФРГ 76-летний Вилли Брандт (он был бургомистром Западного Берлина в момент сооружения стены) был счастлив. «Ветры перемен, веющие над Европой, не обошли Германию, - заявил он, выступая на следующий день после снятия ограничений на передвижение граждан ГДР. - Я был всегда убежден, что бетонированный раздел города был движением против течения истории. Я написал несколько месяцев назад: Берлин будет жить, а стена исчезнет. Я считаю, что часть этого мерзкого сооружения мы можем оставить стоять как напоминание об этом монстре истории.
Несчастья немцев начались с террористическим нацистским режимом и с развязанной им войны. Ужасной войны, которая превратила Берлин и другие немецкие и ненемецкие города в пустынные развалины. Из-за войны и разногласий стран-победителей произошло разделение Европы, Германии и Берлина. И сейчас мы переживаем (и я благодарен жизни за то, что мне было дано дожить до этого) начало срастания частей Европы в единое целое».
Берлинская стена, в черте города некогда имевшая протяженность более 40 километров, ныне осталась в основном в памяти переживших ее людей. Немногие сохраненные фрагменты стены превратились в туристские аттракционы. Напоминает о стене и выложенная камнями в городском асфальте линия, своего рода шрам истории.
Юрий Векслер
