Лирика

пришла пора говорить слова
о том, что я не всегда мудра,
о том, что если горчит халва,
то это не повод хандрить с утра.

пришла пора говорить - пора
рубить дрова на траве двора,
крошить батон и качать права,
иначе зачем еще голова?

а может, просто смолчать сперва,
стерпеть нелепые те слова,
ведь это просто, как дважды два:
признаться - я, в общем-то, не права.

расклад простой: Магомет-гора,
но я нема, как земли кора,
и скучный день птицеликий Ра
качает, и лодка его остра.

Ольга Кузнецова

Одна…
Последней снежинкой вздохнула зима…
Вдвоем…
Посидим, помолчим обо всем…
Третий…
Не лишний… Его просто нет…
Четыре…
Утро, рассвет… Где мы с вечера были?...
Пять…
Листиков хилой герани в квартире…
Шесть…
Домой на метро мимо пробок и шин…
Семь…
Вершин, укутанных в дым…
Восемь…
Осень, голубушка, просим!...
Девять..
Ночей подряд не спится…
прокуренный смрад…
Как десять…
Лет назад….

Мария Шапорина

Врет калькулятор. Не множатся сто на сто.
Грустно считать чужое, да суть не в том,
Если бухгалтер украдкой глядит на стол,
Где под газетой спрятан желанный том.
Старая книга поможет попасть впросак.
Если рискнуть бумажный открыть засов,
Вмиг уведет язык скандинавских саг
В царство единорогов и белых сов...

А у тебя на службе опять аврал,
Вот на ковре стоишь ты и гол и бос...
Твой калькулятор, порою, и раньше врал,
Но никогда еще так не злился босс!
Ну, а сегодня бувально на стенку влез.
Кто бы за вредность выписал молочка?
Или его пугает холодный блеск,
Вдруг промелькнувший в темных твоих зрачках?

Крепкая брага. Весел шестнадцать пар.
Ждет храбрецов Вальхалла, а трусов нет.
Если норманн ведет боевой драккар,
Даже собаки боятся залаять вслед.
Яростный мир загадочен и красив,
Как хоровод валькирий в ночном лесу.
Ворон сидит на дереве Иггдрассиль.
Судьбы людей качаются на весу.

Игорь Царев

Я раньше думал, чтобы быть счастливым...

Я раньше думал, чтобы быть счастливым,
Как ребетенок, жаждавший игрушку,
И получивший… Алкоголик пива
С утра хлебнувший, оживляя тушку…
Иль юноша, увидевший взаимность
В глазах девчонки тоненькой и чистой…
Чтоб как у них, так счастье в жилах билось,
Разрушив живо стены скорби мглистой,
Лишь к радости стремиться, достигая
Желанных целей, ставя вновь задачи –
Так надо жить, порой себя стегая,
И напрягая силы. Не иначе!

Судьбу я гнул от цели к цели. Выгнул!
В руках сжимаю то, к чему стремился!
Дошел. Дополз. Долез. Достиг. Допрыгнул!
Не пропустил удар, не сдох, не спился…
И что? И радость – где она? И может,
Жить по-другому как-то было нужно?
А как? И снова цели множу, множу…
И рвусь из сил напряжно и натужно.
Я не могу иначе, не умею!
Хоть нету счастья в целедостиженьи
(Любая цель – считай, хомут на шею),
И нету радости в таком движеньи…

(Вениамин Слепков)

В гостиных знати и в тавернах-
Везде звучал его припев;
Краснели дамы лицемерно,
Терзались души старых дев.

Шептали девы: "Ах, как смело!
Он, верно, лучший кавалер-
Поэт, воспевший трепет тела,
Певец любви, утех, манер.
Он так в поэзии прекрасен.
Великосветский умный франт,
И так изысканно опасен...
Ах, шут, проказник, дуэлянт!
Распутник, шуллер, мальчик скверный;
Красиво чувственный в стихах,
Но ни в гостиных, ни в тавернах
Не появляется он...Ах!
Должно быть, дерзостный бездельник,
Обманщик, милый вертопрах!..

А в это время в старой келье
Слагал стихи седой монах.

ольга эс

ПИЛИГРИМЫ.

Мои мечты и чувства в сотый раз
идут к тебе дорогой пилигримов.
В. Шекспир

Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними ноют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды встают над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
...И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.

(Иосиф Бродский)

Единый раз вскипает пеной
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет: любовь - одна.

Мы негодуем иль играем,
Иль лжем - но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем:
Душа одна - любовь одна.

Однообразно и пустынно,
Однообразием сильна,
Проходит жизнь... И в жизни длинной
Любовь одна, всегда одна.

Лишь в неизменном - бесконечность,
Лишь в постоянном - глубина.
И дальше путь, и ближе вечность,
И всё ясней: любовь одна.

Любви мы платим нашей кровью,
Но верная душа - верна,
И любим мы одной любовью...
Любовь одна, как смерть одна.

Зинаида Гиппиус

Одножитие.

I.

В оконном зеркале полночного безумья,
за жёлтой шторою исчезнувшего дня,
моя знакомая – бесовка и шалунья,
рисует пальчиком усопшего меня,
в убогой комнате с обугленной проводкой, –
у одиночества снимаемой за так,
где просыпаясь в сон я завтракаю водкой
и засыпаю в явь с окурком натощак …
Мои товарищи – худые тараканы,
давно забывшие про крошки и уют,
я утешаю их рассказами о странах,
где тараканий корм бесплатно раздают …
В пустынной комнате пронзительно и гулко
Её признание однажды прозвучит, –
Я полюбила Вас … И буду ждать в проулке,
Когда в больничный морг Вас выпишут врачи …

II.

Тает медленный свет
на подвальной стене,
в желтых трубах
журчание Стикса,
я давно налегке –
ни любви, ни обид,
даже память,
намаявшись, стихла.
И сгорают стихи,
согревая на миг
опустевшие к смерти ладони,
ты же вежливо ждешь,
когда пьяный старик
в перевернутом небе утонет.

(Градобоев.А-AndreyGrad)

Еще пара вдохов - и город ленивым линём
нырнет в междумирье, в мерцанье и шорох волны.
Давай расседлаем усталых своих вороных
да выпустим в ветер и вечер - а сами шагнём
на край волнореза, за край, за дрожанье ресниц,
за дверь в междудневье, за корочку снов? А давай,
присев у порога дремоты, как глупый Шалтай,
тихонько болтать и, шатаясь, поглядывать вниз,
как спит королевская рать?
Засыпай же и ты,
и пусть тебе снятся медовые медные дни
да рыжие рыбы, что дремлют в морях желтизны,
скрывая от всех золотые свои животы,
да шалый закат, что мгновенье спустя отгорит
и выплеснет на небо ржавое воинство сна,
да как в междусоньи луны охряная блесна
цепляется тонким лучом за остывший гранит...

Валентина Криш

..
Говори, говори, — твой язык мне знаком,
я сама изъяснялась таким языком
там, где тише трава, где закаты — алей;
и наречие лун, и ветров диалект —
различаю.

Огонь странно равен мечу,
и печали мои — все тебе по плечу,
сердцу вровень и в такт твой волнующий ритм;
говори, говори.
..
Полуночная взвесь из листвы и дождя,
фонари — отрешённо — друг в друга глядят,
так слепой на слепого вдруг вскинет глаза,
чтобы что-то сказать,
но — невидящий — он не способен на взгляд,
от усилий пустые глазницы болят;
и никто не мечтает о долгих речах —
им бы ночь домолчать.
..
Задыхаюсь, из топких бессонниц спеша
добежать до тебя, долететь, додышать,
словно пара минут, и — слова отберут,
только пряную плоть тишины поутру
мне оставят;

лови влажный лепет реки,
птичий шорох в ветвях полусонных ракит,
белой яблони стон, вишни розовой вскрик,
я и ветром могу для тебя говорить;

словно пара минут, и — отнимут слова,
и придётся в молчании
жизнь доживать.

Лилианна Сашина