ВСЕМ МУЖЬЯМ МУЖ! Репортаж-сказка
Все мы знаем от своих жен, что денег мы приносим мало, не то что Сидоров, машину мы не купили, а Сидоровы уже купили и поменяли… В вобщем, мы не то, что Сидоров. Мы — никто, а вот Сидоров...А что Сидоров?
Наш корреспондент Ж. Краснобурдинский побывал в семье Сидоровых, чтобы познакомиться с её главой — Иваном Фомичом.
И вот я стою перед аккуратно обитой дорогим дерматином дверью с сияющей табличкой «Сидоровы, стучать не надо, пожалуйста, звоните». Как и попрошено, я нажимаю кнопку звонка.
Открывает мне мужчина уютных домашних тапочках с розовыми помпонами. На стройных ногах мужчины — аккуратно выглаженные трико без намёка на пузыри на коленях, мускулистый торс прикрыт розовым фартучком, на руках розовые резиновые перчатки со следами пены...
» Нажмите, для открытия спойлера | Press to open the spoiler «
— Кто там, Ваня? — раздаётся откуда-то из глубины квартиры капризный женский голосок.
— Не беспокойся, золотко, это ко мне! — отвечает мужчина прекрасно поставленным бархатным баритоном, и продолжает, обращаясь уже ко мне: — Раздевайтесь, пожалуйста, вот тапочки, пройдемте на кухню, нам там будет удобнее...
* * *
В кухне бросается в глаза огромный транспарант через всю стену: «Здравствуй, мама!». Весь пол усыпан цветами, а на столе стоит бутылка шампанского.
— Тёщу жду в гости, — пояснил Иван Фомич.
— Давно не появлялась? Соскучились? — съехидничал я.
— За сигаретами вышла, — серьёзно отвечает хозяин. — А я думаю, дай сделаю приятное родному человеку. Одна ведь она у меня, тёща-то.
— Повезло вам с ней…
— А мне вообще везёт, — смеётся Иван Фомич. — Школу окончил с первого раза, в институт поступил одним из первых, на первом курсе встретил Ирочку и после первой же ночи мы решили пожениться... Вернее, пришлось, потому что... ну... всё получилось с первого раза... Распределился на завод № 111 в первый отдел, сразу встал в очередь на квартиру, номер в очереди мне тоже достался первый... Так уж всё выходит как-то...
Получили квартиру. Вот этаж не первый, третий, но тоже ничего...
Иван достает острый, со следами регулярной заточки, нож и открывает очень удобно подвешенную хлебницу.
— А скажите, — я не могу скрыть восхищения,— а шурупы для хлебницы вы тоже сами вкручивали?
— Конечно, сам, — искренне удивляется Иван, — и шурупы сам, и хлебницу сам, и стенку, на которой она висит, тоже сам.
— Потрясающе! Просто не верится!
— А я не верю в истории про мужчин, которые не могут вбить гвоздь, — смеется Иван. — Это байки. Это всё равно что сказать, будто есть мужчины, которые не могут жене на новую машину заработать. Или, например, что жена вечером должна ужин готовить! Каково, а?!
— Это неслыханно! — охотно соглашаюсь я. — А… она не должна?..
— Ну вот, и вы туда же! — Иван Фомич на секунду прекращает мыть посуду. — Знаете, очень часто мы, мужчины, забываем, кому обязаны жизнью. Ведь Ирочка раз пять уже могла меня убить — но ведь не убила!..
— А вообще, вас дома не обижают?
— Нет, ну что вы, почти никогда! Но даже если меня кто-то обидит, я не ругаюсь, не пью водки. Иду за хлебом. Порой в доме по 15 буханок… Такая вот конструктивная сублимация обиды в хлеб насущный.
* * *
На семейном календаре Ивана Фомича — всегда 8 Марта.
— Видите весь этот хрусталь? — обводит он рукой довольно большой сервант. — И вот эту хрустальную люстру? Я её выдул сам в своём гараже и подарил жене на день свадьбы.
— А на скольких работах вы работаете? — спрашиваю.
— На трёх. Думаю и на четвертую устроиться. А что? Это же замечательно — новые знакомства, новые темы для разговоров. Да и деньги не лишние, хотя нам и так на всё хватает.
— А, кстати, вы жене сколько процентов зарплаты отдаёте? — задаю я совсем не праздный вопрос.
— Всю отдаю, до копеечки.
— Всю?!!!
— И даже более. Бывает, жена спросит: «А где ещё полторы тысячи?» Я сразу ей из внутреннего кармана — вот они! Она: «А еще 350 рублей?» Я тут же из заднего кармана джинсов в шкафу — вот, родная!
— А еще пятьсот?! — в комнату, улыбаясь, входит супруга Ирина, ухоженная, холёная, помахивая и попахивая только что сделанным маникюром.
— А вот они, прелесть моя! — Сидоров с готовностью вынимает денежку из внутреннего кармана трико.
Я не верю своим глазам.
— Постойте, Иван, но должны же быть у мужчины хоть какие-то карманные деньги!
— А за этими деньгами я хожу на паперть. К храму святой Варвары, покровительницы семейных уз. Посижу, попричитаю, соберу милостыни — и с мужиками в баню!
— А бывает, что Иван после работы где-нибудь выпивает? — спрашиваю я у Ирины.
— Конечно, — её этот вопрос, кажется, даже немного обидел. — Он же нормальный мужик. Но вот чтобы от него спиртом пахло, или там, чтобы он выпивший пришел, или, тем более, деньги на это потратил — такого никогда не бывает!
— А кто ваши дружки, Иван?
— Дружков как таковых у меня нет, подружек тоже. Жена, дочь и тёща — вот все мои дружки, — говорит Сидоров и радостно смеётся.
Смеётся он минут десять, и разговор мне приходится продолжать с супругой.
— Вы не поверите, — радостно щебечет Ирина, — но Ванечка до сих пор пишет мне стихи! Да-да! До сих пор! Да-да! Пишет! Не пропускает ни одной даты! И на 1-е января, и на 2-е, и на 3-е, и так до 31 декабря! Каждый день по стишку! И пока не напишет, я его полы мыть не пускаю!
И Сидорова шутливо хмурит аккуратно выщипанные бровки.
— Лишь один раз он забыл о дате нашего знакомства, — на лицо супруги набегает грустная тучка. — Но я его почти сразу простила, потому что он в это время был в реанимации — немного переутомился на строительстве дачи… Ах, господин корреспондент, вы не представляете, как я счастлива! Мне ведь есть с чем сравнивать. Я ведь, когда с Ванечкой познакомилась, уже замужем была. За Ивановым. Ты что, Ванечка, не знал? Я забыла тебе сказать. Так вот, жили мы с первым мужем плохо. Зарабатывал Иванов мало, не то что Сидоров. Так мы и познакомились.
— А вас не смущает, что Иван Фомич так много времени проводит на разных работах?
— Так он же там не долго! Заработает много бешеных денежек и — домой! Как-то у него так ловко получается: он уходит с работы на час позже, а домой приходит на час раньше! Причём, когда он домой идёт, обязательно позвонит — спросит, не надо ли задержаться!..
* * *
То, что Сидоров не такой, как все, проявляется даже в мелочах. К примеру, по ночам многие мужчины (и я, если честно) сразу же отворачиваются к стене и засыпают. Сидоров не такой. Он целует супругу, осторожно встаёт, на цыпочках подходит к циклевальной машине и начинает ремонтировать паркет.
— Ирина, вот говорят, многие мужики свои носки везде разбрасывают...
— Мой Сидоров не такой, — парирует Ирина. — Да я и носков-то его никогда не видела!
— Оставляю на работе! — доносится из ванной голос Ивана Фомича. Он уже давно прекратил смеяться и взялся за стирку.
— Моя мама так за меня рада! — делится маминой радостью Ирина. — Вот, не далее как вчера, мы с ней смотрели «Несчастную бандерилью», а Ваня делал нам педикюр, так вот мама сказала: «Слава Богу, хоть у тебя муж не наёмный убийца Рикардо!»
— Ну а футбол вы, Иван Фомич, смотрите? — пытаюсь я найти у Сидорова хоть один изъян.
— Футбол… Футбол … — Иван Фомич чешет затылок и лезет за энциклопедическим словарем. — Так … Фундук, фурия… ага! «Футбол — вид спорта, который состоит из того, что двадцать бездельников в трусах пинают мяч». Знаете, мне это неинтересно. То ли дело «Пелотка Хуанита»!
И глаза Ивана Фомича заблестели.
* * *
— А давайте чайку попьем! — неожиданно предлагает хозяин на исходе пятого часа разговора. — Вы какой предпочитаете: зеленый, собственными руками у нас в саду выращенный, или чай из лепестков роз, который я делаю для жены?
У меня просто нет слов. Я уничтожен, раздавлен, унижен. А Ирина, улыбаясь, продолжает меня добивать:
— А как он солит капусту! А как травит тараканов — закачаешься! Бывало, весь дом сбегается во двор — так он славно тараканов травит! А какие он настойки делает! — супруга закатывает глаза и хватается за столешницу, чтобы не упасть. — Закачаешься!..
Ирина сказала правду — настойки Сидоров делает прекрасные: на «Антиполицае», на «Альказельцере», на антиперспирантах, на шариках для пинг-понга (так называемая «жженка»).
— И всё-таки: где вы на всё это находите время? — не унимаюсь я.
— Как это где?! — удивляясь, разводит ведром и тряпкой Иван Фомич. — Вон его сколько вокруг, времени-то! Просто не нужно терять его попусту. Вот пока я с вами разговаривал, смотрите сколько я успел переделать: торт испёк, сочинение дочке написал, колготки жене заштопал, унитаз почистил, бельё постирал, ковер выхлопал, кастрюльку залудил, побелку на потолке обновил, заготовки обточил (это я на дом работу беру), дочку спать уложил — а вы говорите: как всё успеть? Кстати, давайте, как закончим, пойдём на улицу — я сегодня хотел марафончик перед сном пробежать, по пути и договорим. Вы, кстати, как к бегу относитесь? Умеете бегать?..
* * *
— Так что же, у него совсем-совсем нет недостатков? — спрашиваю я и чувствую, что уже сам потихоньку хочу за него замуж.
— Есть один, — понизив голос, признается Сидоров, — иногда гоняюсь за супругой с бензопилой.
— Ха-ха-ха! Ванюша преувеличивает! — смеётся жена. — Не верьте ему, господин журналист! Он ведь с выключенной пилой бегает! Просто мой суслик хочет, чтоб его в сумасшедший дом от жены забрали! Только кто ж его такого отдаст! — И Ирина ласково похлопывает мужа красивым кулаком по стриженому затылку.
* * *
— А что-то мы давно мебель не двигали, хомячок? — ласково спрашивает Иван Фомич у хомячка, то есть, у супруги.
— Да Бог с тобой, Ваня, на прошлой же неделе всё переставили!
— Ничего не могу с собой поделать, — смущенно разводит руками хозяин. — Люблю подвигать шифоньеры. Я это называю — встряхнуться. Поначалу жена просила, а потом уж и сам втянулся.
— И откуда вы только силы берете? — канючу я.
— Всё она, — Иван Фомич нежно целует жену в коленку, отчего та краснеет. — Подождите нас тут, на кухне, а мы скоро вернемся! Будьте как дома!
И они выходят, взявшись за руки.
— Не беспокойся, золотко, это ко мне! — отвечает мужчина прекрасно поставленным бархатным баритоном, и продолжает, обращаясь уже ко мне: — Раздевайтесь, пожалуйста, вот тапочки, пройдемте на кухню, нам там будет удобнее...
* * *
В кухне бросается в глаза огромный транспарант через всю стену: «Здравствуй, мама!». Весь пол усыпан цветами, а на столе стоит бутылка шампанского.
— Тёщу жду в гости, — пояснил Иван Фомич.
— Давно не появлялась? Соскучились? — съехидничал я.
— За сигаретами вышла, — серьёзно отвечает хозяин. — А я думаю, дай сделаю приятное родному человеку. Одна ведь она у меня, тёща-то.
— Повезло вам с ней…
— А мне вообще везёт, — смеётся Иван Фомич. — Школу окончил с первого раза, в институт поступил одним из первых, на первом курсе встретил Ирочку и после первой же ночи мы решили пожениться... Вернее, пришлось, потому что... ну... всё получилось с первого раза... Распределился на завод № 111 в первый отдел, сразу встал в очередь на квартиру, номер в очереди мне тоже достался первый... Так уж всё выходит как-то...
Получили квартиру. Вот этаж не первый, третий, но тоже ничего...
Иван достает острый, со следами регулярной заточки, нож и открывает очень удобно подвешенную хлебницу.
— А скажите, — я не могу скрыть восхищения,— а шурупы для хлебницы вы тоже сами вкручивали?
— Конечно, сам, — искренне удивляется Иван, — и шурупы сам, и хлебницу сам, и стенку, на которой она висит, тоже сам.
— Потрясающе! Просто не верится!
— А я не верю в истории про мужчин, которые не могут вбить гвоздь, — смеется Иван. — Это байки. Это всё равно что сказать, будто есть мужчины, которые не могут жене на новую машину заработать. Или, например, что жена вечером должна ужин готовить! Каково, а?!
— Это неслыханно! — охотно соглашаюсь я. — А… она не должна?..
— Ну вот, и вы туда же! — Иван Фомич на секунду прекращает мыть посуду. — Знаете, очень часто мы, мужчины, забываем, кому обязаны жизнью. Ведь Ирочка раз пять уже могла меня убить — но ведь не убила!..
— А вообще, вас дома не обижают?
— Нет, ну что вы, почти никогда! Но даже если меня кто-то обидит, я не ругаюсь, не пью водки. Иду за хлебом. Порой в доме по 15 буханок… Такая вот конструктивная сублимация обиды в хлеб насущный.
* * *
На семейном календаре Ивана Фомича — всегда 8 Марта.
— Видите весь этот хрусталь? — обводит он рукой довольно большой сервант. — И вот эту хрустальную люстру? Я её выдул сам в своём гараже и подарил жене на день свадьбы.
— А на скольких работах вы работаете? — спрашиваю.
— На трёх. Думаю и на четвертую устроиться. А что? Это же замечательно — новые знакомства, новые темы для разговоров. Да и деньги не лишние, хотя нам и так на всё хватает.
— А, кстати, вы жене сколько процентов зарплаты отдаёте? — задаю я совсем не праздный вопрос.
— Всю отдаю, до копеечки.
— Всю?!!!
— И даже более. Бывает, жена спросит: «А где ещё полторы тысячи?» Я сразу ей из внутреннего кармана — вот они! Она: «А еще 350 рублей?» Я тут же из заднего кармана джинсов в шкафу — вот, родная!
— А еще пятьсот?! — в комнату, улыбаясь, входит супруга Ирина, ухоженная, холёная, помахивая и попахивая только что сделанным маникюром.
— А вот они, прелесть моя! — Сидоров с готовностью вынимает денежку из внутреннего кармана трико.
Я не верю своим глазам.
— Постойте, Иван, но должны же быть у мужчины хоть какие-то карманные деньги!
— А за этими деньгами я хожу на паперть. К храму святой Варвары, покровительницы семейных уз. Посижу, попричитаю, соберу милостыни — и с мужиками в баню!
— А бывает, что Иван после работы где-нибудь выпивает? — спрашиваю я у Ирины.
— Конечно, — её этот вопрос, кажется, даже немного обидел. — Он же нормальный мужик. Но вот чтобы от него спиртом пахло, или там, чтобы он выпивший пришел, или, тем более, деньги на это потратил — такого никогда не бывает!
— А кто ваши дружки, Иван?
— Дружков как таковых у меня нет, подружек тоже. Жена, дочь и тёща — вот все мои дружки, — говорит Сидоров и радостно смеётся.
Смеётся он минут десять, и разговор мне приходится продолжать с супругой.
— Вы не поверите, — радостно щебечет Ирина, — но Ванечка до сих пор пишет мне стихи! Да-да! До сих пор! Да-да! Пишет! Не пропускает ни одной даты! И на 1-е января, и на 2-е, и на 3-е, и так до 31 декабря! Каждый день по стишку! И пока не напишет, я его полы мыть не пускаю!
И Сидорова шутливо хмурит аккуратно выщипанные бровки.
— Лишь один раз он забыл о дате нашего знакомства, — на лицо супруги набегает грустная тучка. — Но я его почти сразу простила, потому что он в это время был в реанимации — немного переутомился на строительстве дачи… Ах, господин корреспондент, вы не представляете, как я счастлива! Мне ведь есть с чем сравнивать. Я ведь, когда с Ванечкой познакомилась, уже замужем была. За Ивановым. Ты что, Ванечка, не знал? Я забыла тебе сказать. Так вот, жили мы с первым мужем плохо. Зарабатывал Иванов мало, не то что Сидоров. Так мы и познакомились.
— А вас не смущает, что Иван Фомич так много времени проводит на разных работах?
— Так он же там не долго! Заработает много бешеных денежек и — домой! Как-то у него так ловко получается: он уходит с работы на час позже, а домой приходит на час раньше! Причём, когда он домой идёт, обязательно позвонит — спросит, не надо ли задержаться!..
* * *
То, что Сидоров не такой, как все, проявляется даже в мелочах. К примеру, по ночам многие мужчины (и я, если честно) сразу же отворачиваются к стене и засыпают. Сидоров не такой. Он целует супругу, осторожно встаёт, на цыпочках подходит к циклевальной машине и начинает ремонтировать паркет.
— Ирина, вот говорят, многие мужики свои носки везде разбрасывают...
— Мой Сидоров не такой, — парирует Ирина. — Да я и носков-то его никогда не видела!
— Оставляю на работе! — доносится из ванной голос Ивана Фомича. Он уже давно прекратил смеяться и взялся за стирку.
— Моя мама так за меня рада! — делится маминой радостью Ирина. — Вот, не далее как вчера, мы с ней смотрели «Несчастную бандерилью», а Ваня делал нам педикюр, так вот мама сказала: «Слава Богу, хоть у тебя муж не наёмный убийца Рикардо!»
— Ну а футбол вы, Иван Фомич, смотрите? — пытаюсь я найти у Сидорова хоть один изъян.
— Футбол… Футбол … — Иван Фомич чешет затылок и лезет за энциклопедическим словарем. — Так … Фундук, фурия… ага! «Футбол — вид спорта, который состоит из того, что двадцать бездельников в трусах пинают мяч». Знаете, мне это неинтересно. То ли дело «Пелотка Хуанита»!
И глаза Ивана Фомича заблестели.
* * *
— А давайте чайку попьем! — неожиданно предлагает хозяин на исходе пятого часа разговора. — Вы какой предпочитаете: зеленый, собственными руками у нас в саду выращенный, или чай из лепестков роз, который я делаю для жены?
У меня просто нет слов. Я уничтожен, раздавлен, унижен. А Ирина, улыбаясь, продолжает меня добивать:
— А как он солит капусту! А как травит тараканов — закачаешься! Бывало, весь дом сбегается во двор — так он славно тараканов травит! А какие он настойки делает! — супруга закатывает глаза и хватается за столешницу, чтобы не упасть. — Закачаешься!..
Ирина сказала правду — настойки Сидоров делает прекрасные: на «Антиполицае», на «Альказельцере», на антиперспирантах, на шариках для пинг-понга (так называемая «жженка»).
— И всё-таки: где вы на всё это находите время? — не унимаюсь я.
— Как это где?! — удивляясь, разводит ведром и тряпкой Иван Фомич. — Вон его сколько вокруг, времени-то! Просто не нужно терять его попусту. Вот пока я с вами разговаривал, смотрите сколько я успел переделать: торт испёк, сочинение дочке написал, колготки жене заштопал, унитаз почистил, бельё постирал, ковер выхлопал, кастрюльку залудил, побелку на потолке обновил, заготовки обточил (это я на дом работу беру), дочку спать уложил — а вы говорите: как всё успеть? Кстати, давайте, как закончим, пойдём на улицу — я сегодня хотел марафончик перед сном пробежать, по пути и договорим. Вы, кстати, как к бегу относитесь? Умеете бегать?..
* * *
— Так что же, у него совсем-совсем нет недостатков? — спрашиваю я и чувствую, что уже сам потихоньку хочу за него замуж.
— Есть один, — понизив голос, признается Сидоров, — иногда гоняюсь за супругой с бензопилой.
— Ха-ха-ха! Ванюша преувеличивает! — смеётся жена. — Не верьте ему, господин журналист! Он ведь с выключенной пилой бегает! Просто мой суслик хочет, чтоб его в сумасшедший дом от жены забрали! Только кто ж его такого отдаст! — И Ирина ласково похлопывает мужа красивым кулаком по стриженому затылку.
* * *
— А что-то мы давно мебель не двигали, хомячок? — ласково спрашивает Иван Фомич у хомячка, то есть, у супруги.
— Да Бог с тобой, Ваня, на прошлой же неделе всё переставили!
— Ничего не могу с собой поделать, — смущенно разводит руками хозяин. — Люблю подвигать шифоньеры. Я это называю — встряхнуться. Поначалу жена просила, а потом уж и сам втянулся.
— И откуда вы только силы берете? — канючу я.
— Всё она, — Иван Фомич нежно целует жену в коленку, отчего та краснеет. — Подождите нас тут, на кухне, а мы скоро вернемся! Будьте как дома!
И они выходят, взявшись за руки.
Я понимаю, что ожидание хозяев может затянуться, и, позаимствовав в большом букете три цветочка для кого-нибудь, тихонько, стараясь не хлопнуть дверью, покидаю этот заповедник семейного счастья…
