Сегодня исполняется 90 лет со дня рождения Александра Солженицына. Менее всего хотелось бы говорить о том, кем был для нас Солженицын: на эту тему уже написаны и будут еще написаны сотни статей. Гораздо важнее понять, зачем нам Солженицын сегодня, в чем актуальность его идей, применимы ли они на практике? Солженицын дал обществу потрясающий урок этики, гражданственности, мужества – это общеизвестно. Но не менее важен для нас его урок творческой свободы: он вернул русской литературе язык, на котором опять стало возможно писать и говорить правду.Мы так часто употребляли в некрологах слова «ушла эпоха» (в некрологах предпочитают отделываться общими словами – и чем меньше реальных заслуг, тем выспреннее слог), что когда действительно уходит эпоха, ее и проводить-то нечем.
Слова наши поистерты. Кроме эпитетов заезженных, которых сам Александр Исаевич старательно избегал, ничем мы классику по большому счету не воздали. Учил он, учил словам, прорывающим ткань безжизненного речения, а мы их так и не выучили. Его упрекали в догматизме, в сознательной архаизации языка, а язык Солженицына был вовсе не догмой. Лишь пример: классик только показал, как можно было бы высекать живительную искру из русского языка; а таких возможностей в языке не одна, а тысячи.
Невозможно ни с чем спутать язык Солженицына: он очень уязвим для насмешек, для пародий на «великодержавный дискурс», он отчасти даже отдает искусственностью. Однако сегодня, пытаясь отыскать нужное слово, выразить мысль, неизбежно почему-то приходишь именно к этим словам, к его ритму и, главное, к солженицынскому способу, принципам словообразования. Этот принцип очень пригоден сегодня для разбеживания, для расподобия, для воссмысливания (вот вам сходу сразу три неологизма, придуманные по солженицынской схеме) бесцветного языка нынешней эпохи медиа. Солженицыну удалось соединить в языке патетичность и смысловую нагрузку, искренность и интеллект.
У нас знаменитый тезис Солженицына «жить не по лжи» понимают только в смысле нравственном: не участвуй во лжи лично, хотя бы сам. Все так, но формула эта не ограничивается одним только этическим пожеланием. Это еще и важный совет человеку пишущему, творческому: как избегать лжи лексической, фразеологической – лжи гораздо более изощренной и хитрой, чем ложь заурядная, бытовая.
В сущности, ложь начинается с языка. Воцарение в обществе бюрократического новояза или языка попсы преследует одну цель: лишить человека, общество самой возможности говорить и слышать правду. Когда ты вынужден выражать свои мысли и чувства на языке общепринятом, скудном и дырявом, ты лжешь автоматически, хотел бы ты этого или нет. Примитивный язык не дает тебе сказать правду, потому что в нем эта возможность не заложена. Можно сказать и иначе: общий, усредненный язык вынуждает, даже научает тебя лгать. Не хочешь сказать правды про кризис? Прекрасно, милый, и не надо. Вот тебе готовая формула – как тебе, например, эта чудная бюрократическая конструкция, плод усилий трех поколений советских бюрократов: «Никаких ощущений, что этого нет, не будет»?
Язык медиа, попсы, телевизора вообще не предусматривает таких понятий, как добро и зло, поскольку в этих понятиях не нуждается. Скудный, пустой, формализованный язык есть, таким образом, отрицание разницы между добром и злом. Потому что говорить о добре и зле можно, только если имеется в языке известный уровень сложности и наличие в нем авторства, индивидуальности. Допустим, ты правду способен почувствовать (даже обычному человеку это свойственно, Достоевский писал об интуитивном ощущении истины), а высказать не можешь. И уличить во лжи не можешь. Нет инструментария – языка.
Именно эту техническую, принципиальную невозможность – высказать на языке соцреализма правду – и почувствовал Солженицын; гораздо раньше, думается, чем стал писать. Вот откуда родом его неповторимый язык – это был способ сохранить истину.
Язык соцреализма сегодня сменился языком медиа, языком гламура и иронических детективов: этот узкий, ограничивающий авторов злосчастный «формат», который становится сегодня все более довлеющим, мешает талантливым авторам писать и думать в полную силу. Сегодня, в сущности, мы имеем дело с той же цензурой – в данном случае с цензурой антиинтеллектуализма, антиума, с цензурой условного усредненного потребителя и его вкуса. В этом смысле солженицынское «Письмо IV всесоюзному съезду союза советских писателей» имеет сегодня не меньшую актуальность, чем 40 лет назад:
«…Отличные рукописи молодых авторов, еще никому не известных имен, получают сегодня из редакций отказы лишь потому, что они «не пройдут». Многие (писатели) … знают, как они сами не устаивали перед цензурным давлением и уступали в структуре и замысле своих книг, заменяли в них главы, страницы, абзацы, фразы, снабжали их блеклыми названиями, чтобы только увидеть их в печати, и тем непоправимо искажали их содержание и свой творческий метод. По понятному свойству литературы все эти искажения губительны для талантливых произведений и совсем нечувствительны для бездарных. Литература не может развиваться в категориях «пропустят — не пропустят», «об этом можно — об этом нельзя». Литература, которая не есть воздух современного ей общества, которая не смеет передать обществу свою боль и тревогу, в нужную пору предупредить о грозящих нравственных и социальных опасностях, не заслуживает даже названия литературы, а всего лишь — косметики. Такая литература теряет доверие у собственного народа, и тиражи ее идут не в чтение, а в утильсырье».
Если заменить в этом письме советскую идеологическую цензуру на цензуру формата, все здесь по-прежнему актуально, все, так сказать, свежо.
«В России выживает только гений», – писал Белинский. Россия огромна во всем – и, стало быть, преодолевать заслоны лжи тоже приходится огромными усилиями: для литератора это возможно только тогда, когда масштаб дара соответствует масштабу страны. Для такого потенциального дара, таланта нет другого способа говорить правду, кроме как развивая свою индивидуальность и сложность, отстаивая ее во всевозможных битвах со всевозможной бюрократией. Это и есть один из уроков Солженицына, который нам только предстоит выучить.
Текст: Андрей Архангельский
- ценность этих людей для человечества в том, что они Личности (именно с Большой буквы). Хотелось бы простить автора вышележащей реплики "мне он не нужен". Да, не дай Бог жить тебе в то время, когда за достаточно беззлобный анекдот о Великом и Всемогущем Кормчем могли расстрелять, когда стреляли и сажали по любому доносу, даже анонимному. А Александр Исаевич сочинял не анекдоты в то время, отнюдь! Его произведения читали по старательно заглушиваемому Радио Свобода, и с ними я познакомился именно тогда. Его имя было проклято и было старательно преподано властями своему оболваненному народу как имя предателя. А он писал, сидел за правду в лагерях и не сдавался. В том его Мужество и его Гражданственность! И я уверен - тот, кто сказал "он мне не нужен", даже не удосужился почитать ни одной книги замечательного писателя Солженицина. Прочтите "Один день Ивана Денисовича", "Раковый корпус", «Щ-854 (Один день одного зэка)» и конечно же "Архипелаг Гулаг". 