«Фотография как…», «Плоскость и пространство, или Жизнь квадратом»
» Александр Иосифович Лапин «
Родился я в мае 1945 года, с тех пор мучаюсь сам и мучаю других своим упрямством. Рос без отца. Сосед по квартире (мы — я, мать и бабушка в одной комнате и рабочая семья из 7 человек в другой) иногда завешивал окно одеялом и занимался в темноте каким-то колдовством, он был фотолюбителем. Правда, кроме этого он увлекался еще охотой и рыбной ловлей, копировал картины по клеточкам, а также был большим любителем выпить.
К несчастью, я заразился от него только первым — фотографией. С тех пор и навсегда фотобумага, которая оживает в проявителе — самое большое для меня чудо. Так я стал колдуном и начал учиться на волшебника.
Ребенком был слабым, много болел. Любимыми предметами в школе стали физика и математика. Учителя хвалили и просили решить задачку. Поступил в Физико-Технический институт. Однако увлечение фотографией приобрело такие угрожающие размеры, что стало главным в жизни. Когда в 1969 году бросил институт и решил заниматься фотографией, собственно фотографий-то у меня и не было. Ни одной. И ничего я в этом не понимал.
Но мне повезло: где-то случилось что-то и карточки пошли. Произошло это в 1979-80 годах. Постепенно для меня открылись работы мастеров: А. Картье-Брессона, Ю. Смита, А. Кертеша, они стали моими учителями.
Работал фотографом в разных организациях: на заводе, в Доме учителя, в торговой рекламе и так далее. К фотографии шел издалека: снимал натюрморты, стенки, потом обнаженную натуру. Моим новым друзьям-фотографам это понравилось, правда, потом, когда начал снимать людей на улице, они сказали, что я безнадежен и ничего из этого не получится.
Тут мне опять помогло мое упрямство, я не послушался и продолжал стоять на своем. Стоял и продолжаю стоять на том, что разница между натюрмортом и репортажем не так велика, как это принято считать. Правда, люди имеют обыкновение все время куда-то двигаться, а предметы притворяются неживыми. Но, пожалуй, других отличий я не вижу.
Несколько снимков было опубликовано в разных случайных московских газетах, один даже на задней обложке «Советского фото», случайно же занял первое место в фотоконкурсе соцстран «Ассофото-75». За что занял — умру, не покажу. Стыдно.
Принимал участие в десятке выставок на Малой Грузинской. Помню, как впервые разрешили выставлять обнаженную натуру. В 1985 году там же состоялась первая персональная выставка. Несколько человек сказали, что им понравилось. Отступать было некуда.
С 1979 по 1983 преподавал в заочном народном университете искусства (ЗНУИ). Потом работал в различных Домах культуры. Наибольший резонанс имела Студия художественной фотографии в ДК МГУ (1985-87 г.). Ученики тех лет работают сегодня практически во всех московских изданиях, кто-то стал знаменитым. Некоторые вспоминают те годы, как самые счастливые. Многие мастера фотографии впервые были представлены Москве именно в Студии: Собственно это были не выставки, работы развешивались на один вечер. Выставки надо было «литовать», то есть брать разрешение в соответствующей организации (цензура). Залитовали и провели Первую московскую молодежную выставку с афишами и зрителями, затем выставку Игоря Мухина. Этого Партком МГУ уже не вынес. Мухин снимал хиппи и панков, они приходили смотреть на себя, садились на пол и не очень стеснялись в выражениях. Начались разборки, и мне пришлось уйти.
Первыми нас открыли финны. Приехав в Москву в 1986 году, они с удивлением обнаружили, что в Советском Союзе были и есть фотографы, даже не фотографы, а дежурные в котельной, ночные сторожа или просто безработные тунеядцы, которые серьезно занимаются фотографией, с прессой не связаны и показывают в своих снимках реальную жизнь людей. Назвали они это странное явление «новой волной». Вскоре в Финляндии выходит книга «Инаковидящие». Пошли выставки и поездки за границу, благо перестройка это позволяла. Впоследствии книги вышли в Англии, Швейцарии, Франции, Америке. Автор последней и самой интересной Changing Reality («Изменяющаяся реальность») — прекрасный человек Leah Bendavid-Val, редактор книжного отдела National Geographic. Я помогал ей всем, чем только мог.
С 1992 по 1997 два дня в году заседал в кремлевских кабинетах. Называлось это комиссией по Государственным премиям при Президенте Российской Федерации. Я был как бы эксперт по фотоискусству. Толку от этого было мало, из двух выдвинутых на премию фотографов: В. Гиппенрейтера и Л. Бергольцева ни один ее не получил. Уж очень непривычно было бы присудить премию по изобразительному искусству за какие-то фотографии! Но не посещать заседания было нельзя, иногда мой голос при тайном голосовании становился решающим. В результате вместо какого-нибудь престарелого академика премию получал талантливый художник из Якутии. А премия, если не ошибаюсь, была 10 или 20 тысяч долларов.
С 1999 года преподаю в МГУ на факультете журналистики, читаю курсы: «Фотокомпозиция», «Бильдредактирование», «Фотомастерство», «Основы теории изображения и дизайна».
Уже давно я не хожу по улицам с камерой. Десяток настоящих фотографий мне удалось сделать. За оставшуюся жизнь я, в лучшем случае, сниму еще десять того же уровня. Но мне вполне достаточно и того, что уже лежит в папке, на которой написано «выставка».
Поэтому я решил, что принесу большую пользу, если буду преподавать и писать книги о самом главном в моей жизни — фотографии. Надеюсь, в этом я не ошибся.
» «Фотография как…» «
Второе издание книги переработано и дополнено. Исправлены неточности, прояснены формулировки. Очевидные, слишком простые иллюстрации заменены более глубокими и убедительными. К тому же, добавлено много новых иллюстраций.
Появились в книге и новые главы. Первая — это «Поэзия фотографии». В ней рассматриваются те особенности творчества и восприятия, которые позволяют говорить о близости языка поэзии и фотографии.
Еще одна новая глава — «Монтаж фотографий». Она посвящена основам создания зрительного ряда на полосе журнала или в экспозиции, то есть наименее исследованной стороне работы фотографа или бильдредактора.
Особо стоит отметить раздел «Примечания», завершающий книгу. Это не дополнительные разъяснения в привычном смысле, а вполне самостоятельные небольшие главы. Здесь есть и диалоги автора с воображаемым оппонентом, и выдержки из будущих книг. В общем, рассуждения на самые разные темы: от проблемы восприятия черного квадрата до понимания фотографий А. Картье-Брессона, от анализа известного снимка Ю. Смита «Дорога в рай» до новой версии прочтения знаменитой картины П.Брейгеля «Слепые».
По-прежнему главное внимание в книге уделено анализу фотографии, причем автор стремится к тому, чтобы анализ был максимально объективным и всесторонним. Это поиски смысла, но не только в том, что изображено на снимке, а и в том, как это изображено.
Появились в книге и новые главы. Первая — это «Поэзия фотографии». В ней рассматриваются те особенности творчества и восприятия, которые позволяют говорить о близости языка поэзии и фотографии.
Еще одна новая глава — «Монтаж фотографий». Она посвящена основам создания зрительного ряда на полосе журнала или в экспозиции, то есть наименее исследованной стороне работы фотографа или бильдредактора.
Особо стоит отметить раздел «Примечания», завершающий книгу. Это не дополнительные разъяснения в привычном смысле, а вполне самостоятельные небольшие главы. Здесь есть и диалоги автора с воображаемым оппонентом, и выдержки из будущих книг. В общем, рассуждения на самые разные темы: от проблемы восприятия черного квадрата до понимания фотографий А. Картье-Брессона, от анализа известного снимка Ю. Смита «Дорога в рай» до новой версии прочтения знаменитой картины П.Брейгеля «Слепые».
По-прежнему главное внимание в книге уделено анализу фотографии, причем автор стремится к тому, чтобы анализ был максимально объективным и всесторонним. Это поиски смысла, но не только в том, что изображено на снимке, а и в том, как это изображено.
» «Плоскость и пространство, или Жизнь квадратом» «
Широко известна теоретическая работа художника Василия Кандинского «Точка и линия на плоскости». Книгу Александра Лапина «Плоскость и пространство, или Жизнь квадратом» можно считать ее продолжением.
Вообще, Кандинский не утруждает себя доказательствами, он просто делится с нами тем, что чувствует как художник. Многое из того, что Кандинский предвидел (а некоторые его прозрения поистине гениальны), Лапин объясняет и доказывает.
Главным образом это утверждение, что все в картине живое и сама изобразительная плоскость – живое существо со своим характером. И все изображенные на ней плоские фигуры тоже «существа», а не просто круги и треугольники, которые, на первый взгляд, мы видим на картинах самого Кандинского.
По Кандинскому, главная задача теории – «найти живое». Лапин развивает эту идею.
Черный квадрат у Лапина выходит погулять в пространство перед картиной. При этом он не увеличивается, как полагается, а уменьшается.
Белый квадрат только воображает себя квадратом. На самом же деле он ни квадратом, ни фигурой не является, его просто не существует.
Более того, фигуры на картине играют с нами. Равные притворяются неравными, а неравные – равными. Они прячутся и меняются местами друг с другом, увеличиваются и уменьшаются в размере, шевелятся на бумаге. Смысл жизни любой геометрической формы или цветового пятна, а тем более контрформы – привлечь к себе внимание. И при наличии внимательного к себе отношения выйти хоть на миг из картинной плоскости вперед к людям и стать полноценной фигурой.
Эта книга поможет вам разобраться в удивительном мире картины с его загадками и тайнами, в мире действительно живых существ.
Вообще, Кандинский не утруждает себя доказательствами, он просто делится с нами тем, что чувствует как художник. Многое из того, что Кандинский предвидел (а некоторые его прозрения поистине гениальны), Лапин объясняет и доказывает.
Главным образом это утверждение, что все в картине живое и сама изобразительная плоскость – живое существо со своим характером. И все изображенные на ней плоские фигуры тоже «существа», а не просто круги и треугольники, которые, на первый взгляд, мы видим на картинах самого Кандинского.
По Кандинскому, главная задача теории – «найти живое». Лапин развивает эту идею.
Черный квадрат у Лапина выходит погулять в пространство перед картиной. При этом он не увеличивается, как полагается, а уменьшается.
Белый квадрат только воображает себя квадратом. На самом же деле он ни квадратом, ни фигурой не является, его просто не существует.
Более того, фигуры на картине играют с нами. Равные притворяются неравными, а неравные – равными. Они прячутся и меняются местами друг с другом, увеличиваются и уменьшаются в размере, шевелятся на бумаге. Смысл жизни любой геометрической формы или цветового пятна, а тем более контрформы – привлечь к себе внимание. И при наличии внимательного к себе отношения выйти хоть на миг из картинной плоскости вперед к людям и стать полноценной фигурой.
Эта книга поможет вам разобраться в удивительном мире картины с его загадками и тайнами, в мире действительно живых существ.