СКАЗКА О ВОРОБЬЕ ЧИКЕ И КЕНАРЕ МИККИЭта сказка написана мною и моей женой лет двадцать назад.
Наводя порядок в старых архивах, случайно ее обнаружил, перечитал, и решил, что она достойна общего внимания. Как детей так и взрослых. Итак, слушайте...
Александр и Наталия АндрияновыЖил да был в московском зеленом дворике на Таганке серый воробей. Звали его Чик. Характер у него был непоседливый. Другие
воробьи как воробьи: просыпаются на зорьке, чирикают, умываются,
завтракают и все такое прочее. А Чику все что-нибудь не то – мало
ему зеленого дворика с помойками да синими скамеечками. Поэтому, наверное, и приключилась с ним история, о которой пойдет речь. А может, во всем виновато старое зеркало тетушки Сороки...
Бытует мнение, что сороки – существа болтливые и глупые, но
тетушка Сорока была мудрой птицей. Она любила Чика и часто
по-матерински жалела, когда потрепанный в уличных потасовках, он
прилетал к ней, возбужденно чирикая и доказывая свою правоту. Тетушка Сорока успокаивала его и угощала пирожками, которые приносила из ближайшей пекарни.
» читать продолжение «
Сороки – птицы любопытные, и тетушка имела страсть к собиранию разных интересных вещей. У нее были разноцветные пуговицы, расческа с отломанными зубчиками, зубная щетка, булавка и зеркальце с трещиной посередине. В него-то и заглянул однажды Чик.
– Что это? – спросил он тетушку.
– Не что это, а кто это, – поправила она его. – Это ты, таким тебя
видят другие.
– Разве это я? А почему я себя раньше никогда не видел?
– Потому что ты никогда не смотрелся в зеркало. А оно для того и
существует, чтобы мы могли видеть себя.
– Так вот я какой, – грустно подумал Чик, глядя на серенькую птичку, и вздохнул. – Не то, что тетушка: вон какие у нее нарядные белые перья!
– Тетушка Сорока, почему я такой некрасивый?
– Ты самый красивый воробушек в нашем дворе, мой мальчик.
– Нет, нет! – вскричал Чик, – Это неправда! У синицы перышки
красивее и щечки белые.
Не слушая больше утешений и даже не взглянув на пирожки, Чик
вылетел вон и предался горестным размышлениям. Ему больше не хотелось играть и драться, даже купаться в теплой луже не хотелось, – а это уж совсем тревожный признак. Ему хотелось одного: стать красивым, чтобы все любовались им и ахали: "Ах, какой красивый Чик! Какой великолепный, несравненный Чик!".
Он бесцельно летал то в одну сторону, то в другую, пытаясь привести в порядок свои расстроенные чувства. И тут, пролетая мимо одного окна, Чик впервые увидел большую клетку, а в ней стройного кенаря, отливающего на солнце всеми оттенками золота, – это был Микки. Чик опустился на ветку, с восхищением глядя на прекрасного незнакомца. И в эту минуту тот запел. О, что это была за песня! Волшебные звуки поразили воробья в самое сердце. Это был последний удар. Нет ничего страшнее черной зависти, которая
может иссушить тело и даже вызвать отвращение к самой жизни.
Чик заболел. С этой минуты он не ел, не пил и думал только о Микки. "Ах, как хочется быть таким же," – шептал Чик. Он похудел и скоро по стройности уже мог сравниться с Микки.
Однажды, пролетая по улице, Чик увидел художника с кистью,
рисующего какую-то вывеску, а рядом ведро с краской, отливающей
всеми оттенками золота. Вот тот самый желанный цвет! Наконец-то он нашел спасение от измучившей его тоски. Не раздумывая, Чик с разлету нырнул в ведро. Вынырнув и встряхнувшись, чтобы перышки не слиплись, он кинулся к зеркальной витрине магазина и – о чудо! – дыхание у воробья перехватило: на него смотрел Микки. Чик наклонил голову, не веря своим глазам, – и тот в зеркале тоже наклонил. Чик похлопал крылышками, и Микки похлопал.
В этот момент выглянула продавщица посмотреть, как идут дела у художника, и закричала:
– Смотрите-ка, к нам канарейка прилетела, наверное, потерялась!
Чик бросился наутек, но счастье распирало грудь и не давало
спокойно лететь, поэтому он выписывал какие-то немыслимые виражи. До него донесся чей-то возглас:
– Смотрите, как канарейка радуется: на волю вырвалась!
И Чик, не в состоянии больше сдерживать нахлынувшую радость,
зачирикал изо всех сил:
– Я – кенарь! Я – кенарь! Чирик-чик-чик!
А какой-то прохожий удивленно произнес:
– Гляньте-ка, канарейка так одичала, что научилась чирикать
по-воробьиному.
Чик понял, что лучше помалкивать, и прикусил язычок. Надо лететь к тетушке Сороке, которая знает все на свете языки и поможет ему.
Тетушка Сорока наводила порядок, как вдруг какая-то золотисто-желтая птичка ворвалась в ее жилище и возбужденно затарахтела:
– Чирик-чирр-чирр-чирик-чик-чик!
Тетушка удивленно спросила:
– Что такое?
– Не "что такое", а "кто такой", – поправил Чик. – Это я, Чик, твой дорогой мальчик. Милая тетушка, теперь я такой же, как Микки,
научи меня, пожалуйста, петь так, как поют канарейки, – и я буду
самой счастливой птицей на свете.
Тетушка Сорока от изумления никак не могла собраться с мыслями. Она почувствовала свою вину в неожиданном повороте воробьиной судьбы: зеркальце-то было ее! Ей очень не хотелось огорчать счастливого Чика, но надо было что-то придумать, чтобы избавить его от очевидных затруднений в самом ближайшем будущем.
– Чик, мальчик мой, прежде чем учиться петь по-канарейски, тебе
следовало бы побеседовать с какой-нибудь настоящей канарейкой и спросить, чувствует ли она себя самой счастливой птицей на свете?
– Да как же может быть по-другому, тетушка?
– О, поверь моему опыту, счастье вовсе не зависит от цвета перышек, которые ты носишь...
Чик, конечно, не поверил этому и, не желая больше слушать мудрую и добрую Сороку, стремительно полетел на встречу с красавцем Микки.
Подлетев к знакомому окну, Чик спланировал прямо на подоконник.
– Чирик-чик-чик! – приветствовал он Микки.
Микки подозрительно посмотрел на желтую птичку, отливающую
на солнце золотом, но чирикающую, как простой воробей.
– В чем дело? – спросил он недружелюбно.
Чик простодушно ответил:
– Я – воробей Чик, но хочу походить на вас, чтобы стать самым
счастливым на свете.
– Фью-ти-ти-тинь! – просвистел Микки. – Ты сам не знаешь, о чем
говоришь, мальчик. Думаешь, покрасился – и уже кенарь? Кенарем можно только родиться! Тиуинь-винь!
– Да я что... – ошалело пробормотал Чик, – я только чуть-чуть хотел попробовать... Вы такой красивый и так здорово поете.
– Это так, – согласился кенарь, – я красив, но это не повод, чтобы разные самозванцы выдавали себя за меня. Тиуинь-винь! К тому же у меня итальянская школа постановки голоса, и никому, тем более вам, воробьям, никогда не научиться петь так, как поет истинный мастер! – Винь-винь-тинь-тах-тах-тах-тон!
Чик был совершенно подавлен, но у него еще теплилась робкая
надежда наладить отношения:
– А вы не могли бы... ну... ну немножечко объяснить, как нужно брать такую ноту...
– Какой однако дерзкий мальчишка! Винь-ти-ти-винь! Сейчас я научу тебя хорошим манерам!
Микки, расправив крылья и приоткрыв клюв, решительно подскочил к прутьям клетки, намереваясь схватить бедного Чика за ногу. Тот, не дожидаясь завершения урока, спорхнул с подоконника и взмыл в синее небо. (Увы, наши мечты так часто разбиваются о жестокую реальность!)
Чик летел и думал, что же ему делать дальше. Очень уж ему не
хотелось признавать свое поражение. "Покажусь-ка я милой Рике, что она скажет? Зря я, что ли, красился?! А пение как-нибудь изображу. Уж не такой она знаток итальянской школы, чтобы разобрать, что к чему".
Вот и родня скачет по газону. Юная красавица Рика тщательно
высматривает съедобное в молодой травке. Вдруг рядом с ней
приземляется странная желтая птица и, выпятив грудку, начинает
издавать невообразимые звуки. Рика в ужасе летит к папе Чирчирычу, возбужденно чирикая:
– Чересчур, чересчур! Что это? Что это?
Чирчирыч и вся воробьиная команда тут же налетели на Чика и
принялись бить и клевать его, галдя при этом:
– Чей ты, чужак? Чего тебе? Прочь! Прочь!
Даже лучший друг Чурик дернул Чика за хвост. Потрясенный таким приемом, Чик и не думал сопротивляться. Как все глупо:
побитый, крашеный, ни воробей – ни кенарь! О ужас! А вдруг его узнают?! Спасаясь от разоблачения, он шмыгнул в ближайший куст, затем в подворотню – и был таков. Недаром он слыл самым проворным воробьем округи.
Осталось только одно – лететь за помощью к мудрой доброй
тетушке Сороке. В домике с треснувшим зеркальцем, глядя на свое
отражение, Чик горько заплакал и прочирикал еле слышно:
– Дорогая тетушка Сорока, спаси меня! Я больше не хочу быть похожим на этого противного зазнайку Микки. Я хочу стать прежним Чиком. Помоги мне!
Тетушка Сорока ласково улыбнулась и сказала:
– Все, что ни делается – к лучшему. Ты поумнел, мой мальчик,
и я рада этому. Сейчас, кажется, гроза собирается, я уже вижу первые признаки. Теперь тебе предстоит испытание мужества. Если выдержишь – превратишься опять в воробья, а нет – так и останешься кенавором.
– Ни за что! – закричал Чик. – Я согласен на все!
– Тогда полезай на крышу моего домика и сиди там в течение всей
грозы, но не вздумай прятаться.
– Я готов, – сказал Чик решительно и вылетел в окно.
Было очень страшно: сверкали молнии, и дождь лил как из ведра. Но Чик мужественно сидел на коньке крыши, правда, закрыв глаза: ведь в условиях испытания про глаза ничего не было сказано. Внезапно дождь кончился, и засияло солнце. Мокрый и еле живой от страха Чик вернулся в домик, где его встретила радостная тетушка и протянула ему зеркальце. На Чика смотрел взъерошенный и мокрый воробей. Ни одного желтого пятнышка не осталось.
– Я Чик, я – воробей, – сказал Чик и почувствовал себя счастливым.
Так окончилась эта история. Наш герой возмужал, женился на
красавице Рике и стал предводителем собственной воробьиной команды. Проходя по Таганке, загляните в зеленый дворик, может быть, Чик и сейчас там живет.