Diablos
Unregistered
| Злая Золушка Катя Пушкарева
На прошлой неделе случилось событие, которого, без преувеличения, ждали миллионы. На годовом собрании акционеров ведущей модной компании «Зималето» раскрылись прискорбные факты: компания оказалась на грани банкротства.
Более того, гендиректор компании Андрей Павлович Жданов заложил «Зималето» своей… секретарше Екатерине Валерьевне Пушкаревой, которая и вскрыла перед недоуменными акционерами факты вопиющей некомпетентности нынешнего руководства. Из-за чего самой Пушкаревой пришлось уйти не только из компании, но и от своего любимого человека. Сколько веревочке ни виться, но рано или поздно все тайное становится явным. Коллапс в «Зималето» случился ровно 8 марта, непосредственно в женский праздник.
Уже давно с замиранием сердца смотрю главный сериал последнего сезона «Не родись красивой» (СТС, «Амедиа»), который оказывается странным миксом молодежной комедии, ситкома, производственной драмы и латиноамериканского мыла (гипертрофированных любовных страстей с продолжением) и классицистической драмы с обязательными друзьями-резонерами и проникновенными дуэньями (условный Лопе де Вега).
Архетип сказки о Золушке, положенный в его основу, по ходу действия постоянно размывается. Каждый из заявленных жанров тянет за собой определенные сюжетные действия. Совладать с ними сценаристы просто не в состоянии. Текст сериала дробится на череду несвязанных между собой сцен, исполненных в разных стилистических манерах. Между собой они состыкуются только с помощью узнаваемых лиц.
«Раньше подобный «разнобой» назывался синкретизмом и характеризовал штучную, авторскую работу»
Стилистическому разнобою мирволит столкновение в кадре опытных театральных актеров (Тараторкин из «Моссовета», Муравьева из Малого театра, Остроумова из «Моссовета», Рутберг из Вахтанговского) и молодых актеров, ставших известными лишь благодаря этому сериалу. Театральные монстры всячески демонстрируют пренебрежение сериальным новым русским с их плоскими форсированными возможностями. Они выстраивают стену отчуждения, обозначая свои отношения не к своим собственным персонажам, но к тем, кто оказался рядом в кадре.
Демонстративная обстоятельность проживания в предполагаемых обстоятельствах сталкивается с гротесковыми заострениями и карикатурностью, на которую только и способны телевизионные молодые. Отельная группа – актеры РАМТА (Катя Пушкарева и Роман-маркетолог), которые сопрягают театральную пластику с возможностями крупных планов. Катя и Роман – место встречи двух эстетик, именно поэтому (в том числе и поэтому) целостные образы их невозможны, они лишь затыкают дырки в драматических, драматургических противоречиях, на которые так горазды сценаристы.
Раньше подобный «разнобой» назывался синкретизмом и характеризовал штучную, авторскую работу. Непопадание в жанровые каноны и выпадение из привычной жанровой логики парадоксальным образом оборачивается едва ли не арт-хаузным кинематографом – узнаваемым, стилистически маркированным. И если попытаться сгустить «Не родись красивой» в киноверсию, то может получиться хтоническое варево в духе, ну, например, Педро Альмадовара. В результате всех пертурбаций возникает совершенно автономная реальность, не имеющая никакого отношения ни к чему.
Реальность «Не родись красивой» возникает из квазиисторической реальности «Бедной Насти», телевизионного романа на якобы исторические темы. «Не родись красивой» и есть как бы «вторая серия» «Бедной Насти», в ее «современной» реинкарнации. Впрочем, «современность» здесь такая же абстрактная, как и «историческая» абстрактность «первой серии». Куда важнее объединительный (объединяющий) оба сериала архетип Золушки, который кажется создателям универсальным и оправдывающим любые натяжки.
Несмотря на указание в титрах «консультантов» и целого штата редакторов, в «Бедной Насте» нет даже намека на историческое правдоподобие. Ни психологического, ни фактического. Ни тем более пластического. Все берется уже даже не в первом приближении, но с помощью нескольких опорных сигналов (кринолины, интерьеры, конки) формируется псевдоисторическая среда, в которую помещаются условные вневременные персонажи. И даже герои, имеющие исторических прототипов (Калягин играет здесь поэта Жуковского), не имеют никакого отношения к личностям, которых изображают. Есть лишь данность, которая длится и производит события. Этакая матрица, отзывающаяся образами из коллективной памяти – нечто раньше виденное, слышанное, наспех усвоенное в рамках школьной программы.
Матрица выворачивает ситуацию наизнанку и в «Не родись красивой». Именно она приводит к прямо противоположным выводам и следствиям. Замарашка и обиженка Катя Пушкарева оказывается злобной и мстительной фурией, не останавливающейся ни перед чем для достижения целей. Призванная нести нежность и преданность, на самом деле она несет зло и разрушение.
Внутри «Не родись красивой» и подобной ему продукции есть только одна абсолютная ценность – любовь, которая заранее оправдывает все, что бы ни сделали главные персонажи сериала. Любовь – единая и неделимая религиозная данность, с высоты которой все происходящее оценивается как сугубо положительное или сугубо отрицательное. Все остальное оказывается неважным и перерождается в прямую противоположность. Это же просто «Твин Пикс» какой-то: мистика без тайн на пустом месте. Совы который раз оказываются не тем, чем они кажутся. Буквально каждый персонаж разворачивается в сторону, прямо противоположную от замысла. От первоначального посыла.
Гендиректор и преуспевающий бизнесмен оказывается запутавшимся и зарвавшимся (завравшимся) фундаментальным инфантилом. Катин жених – целомудренный и бестолковый Зорькин превращается в цепкого дельца, чьи действия помогают спасти компанию. Секретарши здесь забывают заказать обед для совета директоров, охранники не транслируют ничего, кроме глупости, а центр власти оказывается в руках у бесправного «женсовета».
Глумление над логикой достигает предела, когда подчиненные начинают хамить гендиректору крупной компании, когда невеста гендиректора сама раскладывает блокнотики перед заседанием совета директоров, когда все участники, вовлеченные в обычный корпоративный фашизм, занимаются чем угодно, но только не исполнением своих прямых профессиональных обязанностей. Они интригуют, ссорятся, решают личные проблемы, восстанавливают и разрушают свои/чужие семьи, делают все что угодно, кроме работы. Кроме демонстрации социальной вменяемости и адекватности.
Телевизионный сериал оказывается апофеозом постмодернистской стратегии «цель ничто, движение все». Содержание не имеет никакого смысла, не несет никакого мессиджа, оно просто должно длиться, продолжаться при любой погоде. Слова, поступки, актеры, наполнение (наполненность) – все это неважно, существенна одна лишь длительность. Каждый день в одно и то же время должна возникать узнаваемая заставка, после которой – хоть трава не расти.
Сериал – это топка, в которую постоянно нужно подкидывать новые и новые порции дров. И когда топка уже разгорячена, то качество дров не имеет значения, годится любой подручный материал. В ход идет все – старые анекдоты, басни, былички, сплетни, слухи, обрывки вчерашних новостей. Главное, чтобы шоу продолжалось, постоянно порождая возможность непрерывной длительности.
Отсюда такое количество мелких и противоречивых событий. Сериалу важно ночь простоять да день продержаться, ввязаться в войну, которая потом, постфактум «план покажет». Размывание логики и является следствием этого постоянного создания событий. Мелкими шажками, раз за разом, реальность сдвигается и отодвигается в сторону. На коротких дистанциях это не сильно заметно, изменения оказываются микроскопическими, но стоит пропустить несколько серий или попытаться охватить мысленным взором всю конструкцию, и тут ты невольно понимаешь, что, да, творится нечто невыразимое. И нет в этом невыразимом ни дна, ни покрышки, ни пределов для совершенства.
Смешно наблюдать, как кроткая Золушка превращается в злобную фурию, а дворец прекрасного Принца – в коммунальную кухню, населенную трамвайными хамами. Но удивительное дело, чем меньше жизнеподобия, тем больше тебя забирают все эти перипетии, не имеющие никакого отношения к реальности.
Видимо, в этой отвлеченности и заложен механизм притягательности сказки. Ты прекрасно отдаешь себе отчет в том, что тебя надувают, но легко поддаешься правилам игры, ты сам обманываться рад. Все это дерзкое и отвлеченное великолепие напоминает латиноамериканский «магический реализм», чьи тексты вышиваются из узнаваемых жизненных реалий, положенных на мифопоэтические представления южноамериканских народов. Так и в «Не родись красивой» актуальность постепенно вымывается фантастической фантасмагорией, в которую вовлечены и персонажи, и зрители, уставшие от сложностей современного мироустройства и требующие нового простодушия. Простодырости. |
