Иван Бунин

Огни небес
Огни небес, тот серебристый свет,
Что мы зовем мерцаньем небесных,-
Порою только неугасший свет
Уже давно померкнувших планет,
Светил, давно забытых и безвестных.

Та красота, что мир стремит вперед,
Есть тоже след былого. Без возврата
Сгорим и мы, свершая в свой черед
Обычный путь, но долго не умрет
Жизнь, что горела в нас когда-то.

И много в мире избранных, чей свет,
Теперь еще незримый для незрящих,
Дойдет к земле чрез много, много лет...
В безвестном сонме мудрых и творящих
Кто знает их? Быть может, лишь поэт.
1903-1904

Косогор
Косогор над разлужьем и пашни кругом,
Потускневший закат, полумрак...
Далеко за извалами крест над холодом -
Неподвижный ветерок.

Как печальна заря! И как долго она
Тлеет в сонном просторе равнин!
Вот чуть внятная девичья песня слышна...
Вот заплатка лунь... И опять тишина...
Ночь, безмолвная ночь. Я один.

Я один, а вокруг темнота и поля,
И ни звука в просторе их нет...
Точно проклят тот край, тот народ, где земля
Так пустынна уж тысячу лет!
1903-1904

Сапсан
В полях, далеко от усадьбы,
Зимует просяной омет.
Там табунятся волчьи свадьбы,
Там клочья шерсти и помет.
Воловьи ребра у дороги
Торчат в снегу - и спал на них
Сапсан, стервятник космоногий,
Готовый взвиться каждый миг.

Я застрелил его. А это
Грозит бедой. И вот ко мне
Стал гость ходить. Он до рассвета
Вкруг дома бродит при луне.
Я не видал его. Я слышал
Лишь хруст шагов. Но спать невмочь.
На третью ночь я в поле вышел...
О, как была печальна ночь!

Когтистый след в снегу глубоком
В глухие степи вел с гумна.
На небе мглистом и высоком
Плыла холодная луна.
За валом, над привадой в яме,
Серо маячила ветла.
Даль над пустынными полями
Была таинственно светла.

Облитый этим странным светом,
Подавлен мертвой тишиной,
Я стал - и бледным силуэтом
Упала тень моя за мной.
По небесам, в туманной мути,
Сияя, лунный лик нырял
И серебристым блеском ртути
Слюду по насту озарял.

КТо был он, этот полуночный
Незримый гость? Откуда он
Ко мне приходит в час урочный
Через сугробы под балкон?
Иль он узнал, что я тоскую,
Что я один? что в дом ко мне
Лишь снег да небо в ночь немую
Глядят из сада при луне?

Быть может, он сегодня слышал,
Как я, прокинув кабинет,
По темной спалне в залу вышел,
Где в сумраке мерцал паркет,
Где в окнах небеса синели,
А в этой сини четко встал
Черно-зеленый конус ели
И острый Сириус блистал?

Теперь луна была в зените,
На небе плыл густой туман...
Я ждал его,- я шел к раките
По насту снеговых полян,
И если б враг мой от привады
Внезапно прянул на сугроб,-
Я б из винтовки без пощады
Пробил его широкий лоб.

Но он не шел. Луна скрывалась,
Луна сияла сквозь туман,
Бежала мгла... И мне казалось,
Что на снегу сидит Сапсан.
Морозный иней, как алмазы,
Сверкал на нем, а он дремал,
Седой, зобастый, круглоглазый,
И в крылья голову вжимал.

И был он страшен, непонятен,
Таинственен, как этот бег
Туманной мглы и светлых пятен,
Порою озарявших снег,-
Как воплотившаяся сила
Той Воли, что в полночный час
Нас страхом всех соединила -
И сделала врагами нас.
9.I.05

* * *
В гостинную, сквозь сад и пыльные гардины,
Струится из окна веселый летний свет,
Хрустальным золотом ложась на клавесины,
На ветхие ковры и выцветший паркет.

Вокруг дома глушь и дичь. Там клены и осины,
Приюты голинок, шиповник, бересклет...
А в доме рухлядь, тлен: повсюду паутины,
Все двери заепрты... И так уж много лет.

В глубокой тишине, таинственно сверкая,
Как мелкий перламутр, беззвучно моль плывет.
По стенкам радужным, как бархатка сухая,
Тревожно бабочка лиловая снует.

Но фортки нет в окне, и рама в нем - глухая.
Тут даже моль недолго наживет!
29.VII.05

* * *
Старик сидел, покорно и уныло
Поднявши брови, в кресле у окна.
На столике, где чашка чаю стыла,
Сигара нагоревшая струила
Полоски голубого волокна.

Был зимний день, и на лицо худое,
Сквозь этот легкий и душистый дым,
Смотрело солнце вечно молодое,
Но уж его сиянье золотое
На запад шло по комнатам пустым.

Часы в углу своею четкой мерой
Отмеривали время... На закат
Смотрел старик с беспомощною верой...
Рос на сигаре пепел серый,
Струился сладкий аромат.
23.VII.05

* * *
Осень. Чащи леса.
Мох сухих болот.
Озеро белесо.
Бледен небосвод.

Отцвели кувшинки,
И шафран отцвел.
Выбиты тропинки,
Лес и пуст и гол.

Только ты красива,
Хоть давно суха,
В кочках у залива
Старая ольха.

Женственно глядишься
В воду в полусне -
И засеребришься
Прежде всех к весне.
1905

Огонь на мачте
И сладостно и грустно видеть ночью
На корабле далеком в темном море
В ночь уходящий топовый огонь.
Когда все спит на даче и сквозь сумрак
Одни лишь звездысветятся, я часто
Сижу на старой каменной скамейке,
Над скалами обрыва. Ночь тепла
И так темно, так тихо все, как будто
Нет ни земли, ни нибе - только мягкий
Глубокий мрак. И вот вдали, во мраке,
Идет огонь - как свечечка. Ни звука
Не слышно на прибрежье,- лишь свечки
Звенят в горе чуть уловимым звоном,
Будят в душе задумчивую нежность,
А он уходит в ночь и одиноко
Висит на горизонте, в темной бездне
Меж небом и землею... Пойте, пойте,
Сверчки, мои товарищи ночные,
Баюкайте мою ночную грусть!
1905

* * *
Густой зеленый ельник у дороги,
Глубокие пушистые снега.
В них шел олень, могучий, тонконогий,
К спине откинув тяжкие рога.

Вот след его. Здесь натоптал тропинок,
Здесь елку гнул и белым зубом скреб -
И много хвойных крестиков, остинок
Осыпалось с макушки на сугроб.

Вот снова след, размеренный и редкий,
И вдруг - прыжок! И далеко в углу
Теряется собачий гон - и ветки,
Обитые рогами на бегу...
О, как легко он уходил долиной!
Как бешено, в избытке свежих сил,
В стремительности радостно-звериной,
Он красоту от смерти уносил!
1905

Стамбул
Облезлые худые кобели
С печальными, молящими глазами -
Потомки тех, что из степей пришли
За пыльными скрипучими возами.

Был победитель славен и богат,
И затопил он шумною ордою
Твои дворы, твои сады, Царьград,
И предался, как сытый лев, покою.

Но дни летят, летят быстрее птиц!
И вот уже в Скутари на погосте
Чернеет лес, и тысячи гробниц
Белеют в кипарисах, точно кости.

И прах веков упал на прах святынь,
На славный город, ныне полудикий,
И вой собак звучит тоской пустынь
Под византийской ветхой базиликой.

И пуст Сераль, и смолк его фонтан,
И высохли столетние деревья...
Стамбул, Стамбул! Последний мертвый стан
Последнего великого коченья!
1905

* * *
Тонет солнце, рдяным углем тонет
За пустыней сизой. Дремлет, клонит
Головы баранта. Близок час:

Мы проводим солнце, обувь скинем
И свершим под звездным, темным, синим
Милосердым небом свой намаз.

Пастухи пустыни, что мы знаем!
Мы, как сказки детства, вспоминаем
Минареты наших отчих стран.

Разверни же, Вечный, над пустыней
На вечерней тверди темно-синей
КНигу звезд небесных - наш Коран!

И, склонив волени, мы закроем
Очи в сладком страхе, и моем
Лица холодеющим песком,
И возвысим голос, и с мольбою
В прахе разольемся пред тобою,
Как волна на берегу морском.
1905

* * *
Ра-Озирис, владыка дня и света,
Хвала тебе! Я, бог пустыни, Сет,
Горжусь врагом: ты, побеждая Сета,
В его стране царил пять тысяч лет.

Ты славен был, твоя ладья воспета
была стократ. Но за ладьей вослед
Шел бог пустынь, бог древнего завета -
И вот, о Ра, плоды твоих побед:

Безносый сфинкс среди полей Гизеха,
Ленивый Нил да глыбы пирамид,
Руины Фив, где гулко бродит эхо,
Да письмена в куски разбитых плит,

Да обелиск в блестящей политуре,
Да пыль песков на пламенной лазури.
1905

Потоп
Халдейские мифы
КОгда ковчег был кончен и наполнен,
И я, царь Касисадра, Ксисутрос,
Закрыл в Сиппаре хартии закона,
Раздался снеба голос: "На закате
На землю хлынет ливень. Затвори
В ковчеге дверь". И вот настало время
Войти в ковчег. Со страхом ждал я ночи
И в страхе затворил я дверь ковчега,
и в страхе поручил свою судьбу
Бусуркургалу, кормчему. А утром
Поднялся вихрь - и тучи охватили
Из края в край всю землю. Роману
Нремел среди среди небес. Нэбо и Сарру
Согласно надвигались по долинам
И по горам. Нергал дал волю ветру.
Нинип наполнил реки, и несли
Смерть и погибель Гении. До неба
Достигли воды. Свет потух во мраке,
И брат не не видел брата. Сами боги
К вершинам Анну в страхе поднялись
И на престолах плакали, и сними
Истина горько плакала. Шесть дней
И семь ночей свирепствовали в мире
Вихрь, ураган и ветер - наконец,
С рассветом дня, смирались. Воды пали,
И ливень стих. Я плакал о погибших,
Носясь по воле волн,- и предо мною,
Как бревна, трупы плавали. Я плакал,
Открыв окно и увидавши солнце.
1905

эльбрус
Иранский миф
На льдах Эльбурса солнце всходит.
На льдах Эльбруса жизни нет.
Вокруг него на небосводе
Течет алмазный круг планет.

Туман, всползающий на скаты,
Верши не в силах досягнуть:
Одним небесным Иазатам
К венцу земли доступен путь.

И Митра, чье святое имя
Благословляет вся земля,
Восходит первый между ними
Зарей на льдистые поля.

И светит ризой златотканой,
И озирает с высоты
Истоки рек, пески Ирана
и гор волнистые хребты.
1905

Тэмджид

В тихом старом городе Скутари,
Каждый раз, как только надлежит
Быть средине ночи,- раздается
Грустный и задумчивый Тэмджид.

На средине между ранним утром
И вечерним сумраком стают
Дервиши джелвети и на башне
Древний гимн, святой Тэмджид поют.

Спят сады и спят тробницы в полночь,
Спит Скутари. Все, что спит, молчит.
Но под звездным небом с темной башни
Не для спящих этот гимн звучит:

Есть глаза, чей скорбный взгляд с тревогой,
С тайной мукой в сумрак устремлен,
Есть уста, что страстно и напрасно
Призывают благодатный сон.

Тяжела, тема стезя земная.
Но зачтется в небе каждый вздох:
Спите, спите! Он не спит, не дремлет,
Он вас помнит, милосердный бог.
1905

Тайна

Он на клинок дохнул - и жало
Его сирийского кинжала
Померкло в дымке голубой:
Под дымкой ярче заблистали
Узоры золота на стали
Своей червонною резьбой.

"Во имя бога и пророка.
Прочти, слуга небес и рока,
Свой бранный клич: скажи, каким
Девизом твой клинок урашен?"
И он сказал: "Девиз мой страшен.
Он - тайна тайн: Элиф. Лам. Мим."

"Элиф, Лам, Мим? Но эти знаки
Темны, как путь в загробном мраке:
Сокрыл их тайну Мохамед..."
"Молчи, молчи! - сказал он строго,-
Нет в мире бога, кроме бога,
Сильнее тайны - силы нет".

Сказал, коснулся ятаганом
Чела под шелковым тюрбаном,
Окинул жаркий Атмейдан
Ленивым взглядом хищной птицы -
И тихо синие ресницы
Опять склонил на ятаган.
1905

С острогой
Костер трещит. В фелюке свет и жар.
В воде стоят и серебрятся щуки,
Белеет дно... Бери трезубец в руки
И не спеши. Удар! Еще удар!

Но поздно. Страсть - как сладостный кошмар,
Но сил уж нет, противны кровь и муки...
Гаси, гаси - вали с борта фелюки
Костер в Лиман... И чад, и дым, и пар!

Теперь легко, прохладно. Выступают
Туманные созвездья в полутьме.
Волна качает, рыбы засыпают...
И вверх лицом ложусь я на корме.
Плыть - до зари, но в море путь не скучен.
Я задремлю под ровный стук уключин.
1905

Мистику
В холодный зал, луною освещенный,
Ребенком я вошел.
Тенями рам старинных испещренный,
Блестел вощеный пол.

Как в алтаре, высоки она были,
А там в саду - луна,
И белый снег, и в пудре снежной пыли -
Столетняя сосна.

И в страхе я в дверях остановился:
Как в алтаре,
По залу ладан сумрака дымился,
Сквозя на серебре.

Но взгляни упал на небо: небо ясно,
Луна чиста, светла -
И страх исчез... Как часто, как напрасно
Детей пугает мгла!

Теперь давно мистического храма
Мне жалок темный бред:
Когда идешь над бездной - надо прямо
Смотреть в лазурь и свет.
1905

Призраки
Нет, мертвые не умерли для нас!
Есть старое шотландское преданье,
Что тени их, незримые для глаз,
В полночный час к нам ходят на свиданье,

Что пыльныйх арф, висящих на стенах,
Таинственно качаются их руки
И пробуждают в дремлющих струнах
Печальные и сладостные звуки.

Мы сказкамипредания зовем,
Мы глухи днем, мы дня не понимаем;
Но в сумраке мы сказками живем
И тишине доверчиво внимаем.

Мы в призраки не верим; но и нас
Томить любовь, томить тоска разлуки...
Я им внимал, я слышал их не раз,
те грустные и сладостные звуки!
1903-1905

Неугасимая лампада
Она молчит, она теперь спокойна.
Но радость не вернется к ней: в тот день,
Когда его могилу закидали
Сырой землей, простилась с нею радость.

Она молчит,- ее душа теперь
Пуста, как намогильная часовня,
Где над немой гробницей день и ночь
Горит неугасимая лампада.
1903-1905

Вершина
Леса, скалистые тенины -
И целый день, в конце теснин,
Громада снеговой вершины
Из-за лесных глядит вершин.

Селений нет, ущелья дики,
Леса синеют и молчат,
И серых скал нагие пики
На скатах из лесов торчат.

Но целый дегь, - куда ни кину
Вдоль по горам смущенный взор, -
Лишь эту белую вершину
Повсюду вижу из-за гор.

Она полнеба заступила,
За облака ушла венцом -
И все смирилось, все застыло
Пред этим льдистым мертвецом.
1903-1905

Тропами потаенными
Тропами потаенными, глухими,
В лесные чащи сумерки идут.
Засыпанные листьями сухими,
Леса молчат - осенней ночи ждут.

Вот крикнул сыч в пустынном буераке...
Вот темный лист свалился, чуть шурша...
Ночь близится: уж реет в полумраке
Ее немая, скорбная душа.
1903-1905

В открытом море
В открытом море - только небо,
Вода да ветер. Тяжело
Идет волна, и низко кренит
Фелюка серое крыло.

В открытом море ветер гонит
То свет, то тень - и в облака
Сквозит лазурь... А ты забыта,
Ты бесконечно далека!

Но волны, пенясь и качаясь,
Идут, бегут навстречу мне -
И кто-то синими глазами
Глядит в мелькающией волне.

И что-то вольное, живое,
Как эта синяя вода,
Опять опять напоминает
То, что забыто навсегда!
1903-1905

Под вечер
Угрюмо шмель гудит, толкаясь по стеклу...
В окно зарница глянула тревожно...
Притихший соловей в сирени на валу
Выводит трели осторожно.

Гром, проворчав в саду, скатился за гумно;
Но воздух меркнет, небо потухает...
А тополь тянется в открытое окно
И ладаном благоухает.
1903-1905

Свозь ветви
Осень листья темной краской метит:
Не уйти им от своей судьбы!
Но светло и нежно небо светит
Сквозь нагие черные дубы,

Что-то неземное обещает,
К тишине уводит от забот -
И опять, опять душа прощает
ПРомелькнувший, обманувший год!
1903-1905

Келья
День распогодился с закатом.
Сквозь стекла в старый кабинет
Льет солнце золотистый свет;
Широким палевым квадратом
Окно рисует на стене,
А в нем бессильно, как во сне,
Скользит трепещущим узором
Тень от березы над забором...
Как грустно на закате мне!

Зачем ты, солнце, на прощанье,
В своем сиянье золотом,
Вошло в мой одинокий дом?
Он пуст, в нем весное молчанье!
Я был спокоен за трудом,
Я позаюыл твое сиянье:
Зачем же думы о былом
И это грустное веселье
В довно безлюдной, тихой келье?
1903-1905

Океаниды
В полдневный зной, когда на щебень,
На валуны прибрежных скал,
Кипя, встает за гребнем гребень,
Крутясь, идет за валом вал,-

Когда изгиб прибоя блещет
Зеркально-вогнутой грядой
И в нем сияет и трепещет
От гребня отблеск золотой,-

Как весел ты, о буйный хохотЭ
Звенящий смех Океанид,
Под этот влажный шум и грохот
Летящих в пене на гранит!

Как звучно море под скалами
Дробит на солнце зеркала
И в пене, вместе с зеркалами,
Клубит их белые тела!
1903-1905

Стон
Как розовое море - даль пустынь.
Как синий лотос - озеро Мерида.
"Встань, сонный раб, и свой шалаш покинь:
Уж озлатилась солнцем пирамида".

И раб встает. От жесткого одра
Идет под зной и пламень небосклона.
Рассвет горит. И в пышном блеске Ра
Вдали звучат стенания Мемнона.
1903-1905

В горной долине
Бледно-зеленые грустные звезды...
Помню темнебщий лес,
Сырость и сумерки в горной долине,
Холод осенних небес.

Жадно и долго стремился я, звезды,
К вам, в вышину...
Что же я встретил? Нагие граниты,
Сумерки, страх, тишину...

Бледны и грустны вы, горные звезды:
Вы созерцаете смерть.
Что же влечет к вам? Зачем же так тянет
Ваша бездонная твердь?
1903-1905

День гнева
Апокалипсис, VI
...И Агнец снял четвертую печать.
И услыхал я голос, говоривший:
"Восстань, смотри!" И я взглянул: конь бледен,
На нем же мощный всадник - Смерть. И Ад
За нею шел, и власть у ней была
Над четвертью земли, да умерщвляет
Мечом и гладом, мором и зверями.

И пятую он снял печать. И видел
Я под престолом души убиенных,
Воспившие: "Доколе, о владыко,
За нашу кровь?" И были им даны
Одежды белоснежные, и было
Им сказано: да почитаю, покуда
Сотрудники и братья их умрут,
Как и они, за словеса господни.

КОгда же снял шестую он печать,
Взглянул я вновь, и вот - до оснований
Потрясся мир, и солнце стало мрачно,
Как вретище, и лик луны - как кровь;
И звезды устремились вниз, как в бурю
Незрелыйплодсмоковницы, и небо
Свилось, как свиток хартии, и горы,

Колеблясь, с места двинулись; и все
Цари двинулись; и все
Цари земли, вельможи и владыки,
Богатые и сильные, рабы
И вольные - все скрылися в пещеры,
В ущелья гор, и говорят горам
И камням их: "Падите и сокройте
Нас от лица сидящего во славе
И гнева Агнца: ибо настанет
Великий день его всесильной кары!"
1903-1905

Ормузд
Ни алтарей, ни истуканов,
Ни темных капищ. Мир одет
В покровы мрака и туманов:
Боготворите только Свет.

Владыка Света весь в едином -
В борьбе со тьмой. И потому
Огни зажгите по вершинам:
Возненавидьте только Тьму.

Ночь третью мира властно правит.
Но мудрый жаждет верит Дню:
Он в мире радость солнца славит,
Он поклоняется Огню.

И, возложив костер на камень,
Всю жизнь свою приносит в дар
Тебе, неугасимый Пламень,
Тебе, всевидящий Датар!
1903-1905

Черный камень Каабы
Он драгоценной яшмой был когда-то,
Он был неизреченной белизны -
Как цвет садов блаженного Джинната,
Как горный снег в дни солнца и весны.

Дух Гавриил для старца Авраама
Его нашел среди песков и скал,
И гении хранили двери храма,
Где он жемчужной грудою сверкал.

Но шли века - со всех концов вселенной
К нему неслись молитвы, и рекой
Текли во храм, далекий и священный,
Сердца, обремененные тоской...

Аллах! Аллах! Померк твой дар бесценный -
Померк от слез и горести людской!
1903-1905

За измену

ИХ господь истребил за измену несчастной отчизне,
Он костями их тел, черепами усеял поля.
Восскресил их пророк: он просил им у господа жизни.
Но позора земли никогда не прощает Земля.

Две легенды о них прочитал я в легендах Востока.
Милосерда одна: воскрешенные пали в бою.
Но другая жестока: до гроба, по слову пророка,
Воскрешенные жили в пустынном и диком краю.

В день восстанья из мертвых одежды их черными стали,
В знак того, что на них - замогильного тления след,
И до гроба их лица, склоненные долу в печали,
Сохранили свинцовый, холодный, безжизненный цвет.
1903-1905

Гробница Софии
Горный ключ по скатам и оврагам,
Полусонный, убегает вниз.
Как чернец, над белым саркофагом
В синем небе замер кипарис.

Нежные, как девушки, мимозы
Льют под узор своих ветвей,
И цветут, благоухают розы
На кустах, где плачет соловей.

Ниже - дикий берег и туманный,
Еле уловимый горизонт:
Там простор воздушный и безгранный,
Голубая бездна - Геллеспонт.

Мир тебе, о юная! Смиренно
Я целую белое тюрбэ:
Пять веков бессмертна и нетленна
На Востоке память о тебе.

Счастлив тот, кто жизнью мир пленяет.
Но стократ счастливей тот, чей прах
Веру в жизнь бессмертную вселяет
И цветет легендами в веках!
1903-1905

Купальщица
Смугла, ланиты побледнели,
И потемнел лучистый взгляд.
На молодом холодном теле
Струится щелковый наряд.

Залив опаловою гладью
В дали сияющей разлит.
И легкий ветер смольной прядью
Ее волос чуть шевелит.

И млеет знойно-шолубое
Подобье гор - далекий Крым.
И горяча тропа на зное
По виноградникам сухим.
1906

Новый год
Ночь прошла за шумной встречей года...
Сколько сладкой муки! Сколько раз
Я ловил, сквозь блеск и говор,
Быстрый взгляд твоих влюбленных глаз!

Вышли мы, когда уже светало
И в церквах затеплелись огни...
О, как мы любили! Как томились!
Но и здесь мы были не одни.

Молча шла ты об руку со мною
По средине улиц. Городок
Точно вымер. Мягко веял влажный
Тающего снега холодок...

Но подъезд уж близок. Вот и двери...
О, прощальный милый взгляд! "Хоть раз,
Только раз прильнуть к тебе всем сердцем
В этот ранний, в этот сладкий час!"

Носестра стоит, глядит бесстратно.
"Добро ночи!" Сдержанный поклон,
Стук дверей - и я один. Молчание,
Бледный сумрак, предрассветный звон...
1906

Из окна
Ветви кедра - вышивки зеленым
Темным плюшем, свежим и густым,
А за плюшем кедра, за балканом -
Сад прозрачный, легкий, точно дым:

Яблони и сизые дорожки,
Изумрудно-яркая трава,
На березах - серые сережки
И ветвей плакучих кружева,

А на кленах - дымчато-сквозная
С золотыми мушками вуаль,
А за ней - длинная, лесная,
Голубая, тающая даль.
1906

Змея
Покуда март гудит в лесу по голым
Снастям ветвей, - бесцветна и плоска,
Я сплю в дупле. Я сплю в листве тяжелым,
Холодным сном – и жду: весна близка.

Уж в облаках, как синие оконца,
Сквозит лазурь... Подохло у корней,
И мотылек в горячем свете солнца
Припал к листве... Я шевелюсь под ней,

Я развиваю кольца, опьяняюсь
Теплом лучей... Я медленно ползу -
И вновь цвету, горю, меняюсь,
Ряжусь то в медь, то в сталь, то в бирюзу.

Где суше лес, где много пестрых листьев
И желтых мух, там пестрый жгут – змея.
Чем жарче день, чем мухи золотистей -
Тем ядовитей я.
1906

Невольник
Песок, серебристый и горячий,
Вожу я к морю на волнах,
Чтоб усыпать дорожки к даче,
Как снег, белеющей в скалах.

И скучно мне. Все то же, то же:
Волны, скрипучий трудный путь,
Иссохшее речное ложе,
Песок, сверкающий, как ртуть.

И клонит голову дремота.
И мнится, что уж много лет
Я вижу кожу бегемота -
Горы морщинистый хребет,

и моря синий треугольник,
И к морю длинный след колес...
Я покорился. Я, невольник,
Живу лишь сонным ядом грез.
1903-1906

Печаль
На диких скалах, среди развалин -
Рать кипарисов. Она гудит
Под ветром с моря. Угрюм, печален
Пустынный остров, нагой гранит.

Уж берег темен – заходят тучи.
Как крылья чаек, среди камней
Мелькает пена. Прибой все круче,
Порывы ветра все холодней.

И кто-то скорбный, в одежде темной,
Стоит над морем... Вдали – печаль
И сумрак ночи...
1903-1906

Песня
Я – простая девка на баштане,
Он – рыбак, веселый человек.
Тонет белый парус на Лимане,
Много видел он морей и рек.

Говорят, гречанки на Босфоре
Хороши... А я черна, худа.
Утопает белый парус в море -
Может, не вернется никогда!

Буду ждать в погоду, в непогоду...
Не дождусь – с баштана разочтусь,
Выйду к морю, брошу перстень в воду
И косою черной удавлюсь.
1903-1906

Детская
От пихт и елей в горнице темней,
Скучней, старинней. Древнее есть что-то
В уборе их. И вечером красней
Сквозь них зари морозной позолота.

Узорно-легкой, мягкой бахромой
Лежит их тень на рдеющих обоях -
И грустны, грустны сумерки зимой
В заброшенных помещичьих покоях!

Сидишь и смотришь в окна из угла
И думаешь о жизни старосветской...
Увы! Ведь эта горница была
Когда-то нашей детской!
1903-1906

Речка
Светло, легко и своенравно
Она блестит среди болот
И к старым мельницам так плавно
Несет стекло весенних вод.

Несет – и знать себе не хочет,
Что там, над омутом в лесу,
Безумно Водяной грохочет,
Стремглав летят по колесу, -

Пылит на мельницах помолом,
Трясет и жернов и привод -
И, падая, в бреду тяжелом
Кружит седой водоворот.
1903-1906

Две радуги
Две радуги – и золотистый, редкий
Весенний дождь. На западе вот-вот
Блеснут лучи. На самой верхней ветке
Садов, густых от майских непогод,
На мрачном фоне тучи озаренной
Чернеет точкой птица. Все свежей
Свет радуг фиолетово-зеленый
И сладкий запах ржей.
1903-1906

Чужая
Ты чужая, но любишь,
Любишь только меня.
Ты меня не забудешь.
До последнего дня.

Ты покорно и скромно
Шла за ним от венца.
Но лицо ты склонила –
Он не видел лица.

Ты с ним женщиной стала,
Но не девушка ль ты?
Сколько в каждом движенье
Простоты, красоты!

Будут снова измены...
Но один только раз
Так застенчиво светит
Нежность любящих глаз.

Ты и скрыть не умеешь,
Что ему ты чужда...
Ты меня не забудешь
Никогда, никогда!
1903-1906

Апрель
Туманный серп, неясный полумрак,
Свинцово-тусклый блеск железной крыши,
Шум мельницы, далекий лай собак,
Таинственный зигзаг летучей мыши.

А в старом палисаднике темно,
Свежо и сладко пахнет можжевельник,
И сонно, сонно светится сквозь едьник
Серпа зеленоватое пятно.
1903-1906

Детство
Чем жарче день, тем сладостней в бору
Дышать сухим смолистым ароматом,
И весело мне было поутру
Бродить по этим солнечным палатам!

Повсюду блеск, повсюду яркий свет,
Песок – как шелк... Прильну к сосне корявой
И чувствую: мне только десять лет,
А ствол – гигант, тяжелый, величавый.

Кора груба, морщиниста, красна,
Но так тепла, так солнцем вся прогрета!
И кажется, что пахнет не сосна,
А зной и сухость солнечного света.
1903-1906

Поморье
Белый полдень, жар несносный,
Мох, песок, шелюг да сосны...
Но от сосен тени нет,

Облака легки, высоки,
Солнце в бледной поволоке –
Всюду знойный белый свет.

Там, за хижиной помора,
За песками косогора,
Голой мачты виден шест...

Но и море гладью млечной,
Серебристой, бесконечной,
Простирается окрест.

А на отмели песчаной
Спит помор, от солнца пьяный,
Только плачется комар,

И на икрах обнаженных,
Летним зноем обожженных,
Блещет бронзовый загар.
1903-1906

Донник
Брат, в запыленных сапогах,
Швырнул ко мне на подоконник
Цветок, растущий на парах,
Цветок засухи – желтый донник.

Я встал от книг и в степь пошел...
Ну да, все поле – золотое,
И отовсюду точки пчел
Плывут в сухом вечернем зное.

Толчется сеткой мошкара,
Шафранный свет над полем реет –
И, значит, завтра вновь жара
И вновь сухмень. А хлеб уж зреет.

Да, зреет и грозит нуждой,
Быть может, голодом... И все же
Мне этот донник золотой
На миг всего, всего дороже!
1903-1906

У шалаша
Распали костер, сумей
Разозлить его блестящих,
Убегающих, свитящих
Золотых и синих змей!

Ночь из тьмы пустого сада
Дышит холодом прудов,
Прелых листьев и плодов –
Ароматом листопада.

Здесь же яркий зной и свет,
Тени пляшут по аллеям,
И бегущим жарким змеям,
Их затеям – счета нет!
1903-1906

Терем
Высоко стоит луна,
Тени елей резки, четки.
Я – в светлице у окна,
Я бледнее полотна...
В серебре пруты решетки.

Мать, отец – все спят давно.
Я с распущенной косою
Загляделася в окно...
Я бледна, как полотно,
Как поляна под росою.

Подоконник не велик,
Все же можно здесь прижаться...
С неба смотрит лунный лик –
И у ног на половик
Клетки белые ложатся.

Да и я – как в серебре,
Испещренная крестами...
Долги ночи в сентябре!
Но усну лишь на заре,
Истомленная мечтами.
1903-1906

Горе
Меркнет свет в небесах.
Скачет князь мелколесьем, по топям, где сохнет осока.
Реют сумерки в черных еловых лесах,
А по елкам мелькает, сверкает – сорока.

Станет князь, поглядит:
Нет сороки! Но сердце недоброе чует.
Снова скачет – и снова сорока летит,
Перелесьем кочует.

Болен сын... Верно, хуже ему...
Погубили дитя перехожие старцы-калики!
Ночь проходит... И что-то теперь в терему?
Скачет князь – и все слышит он женские крики.

А в лесу все темней,
А уж конь устает... Поспешай, - недалеко!
Вон и терем... Но что это? Сколько огней!
- Нагадала сорока.

1903-1906

Дюны
За сизыми дюнами – северный тусклый туман.
За сизыми дюнами – серая даль океана.
На зыби холодной, у берега – черный бакал,
На зыби маячит высокая шейка баклана.

За сизым дюнами – север. Вдали иногда
Проходят, как тени, норвежские старые шхуны –
И снова все пусто. Холодное небо, вода,
Туман синеватый и дюны.
1903-1906

Каменная Баба
От зноя травы сухи в мертвы.
Степь – без границ, но даль синеет слабо.
Вот остов лошдиной головы.
Вот снова – Каменная Баба.

Как сонны эти плоские черты!
Как первобытно-грубо это тело!
Но я стою, боюсь тебя... А ты
Мне улыбнешься несмело.

О дикое исчадье древней тьмы!
Не ты ль когда-то было громовержцем?
- Не бог, не бог нас создал. Это мы
Богов творили рабским сердцем.
1903-1906

Эсхил
Я содрагаюсь, глядя на твои
Четры немые, полные могучей
И строгой мысли. С древней простотой
Изваян ты, о старец. Бесконечно
Далеки дни, когда ты жил, и мифом
Теперь те дни нам кажутся. Ты страшен
Их древностью. Ты страшен тем, что ты,
Незримый в мире двадцать пять столетий,
Незримо в нем присутствуешь доныне,
И пред твоею славой легендарной
Бессильно Время. – Рок неотвратим,
Все в мире предначертано Судьбою,
и благо поклоняющимся ей,
Всесильной, осудившей на забвенье
Дела всех дел. Но ты пред Адрастеей
Склонил чело суровое с таким
Величием, с такою мощью духа,
Какая подобает лишь богам
Да смертному, дерзнувшему впервые
Восславить дух и дерзновенье смертных!
1903-1906

У берегов Малой Азии
Здесь царство Амазонок. Были дики
Их буйные забавы. Много дней
Звучали здесь их радостные клики
И ржание купавшихся коней.

Но век наш – миг. И кто укажет ныне,
Где на пески ступала их нога?
Не ветер ли среди морской пустыни?
Не эти ли нагие берега?

Давно унес, развеял ветер южный
Их голоса от этих берегов...
Давно слизал, размыл прибой жемчужный
С сырых песков следы подков...
1903-1906

Агни
Лежу во тьме, сраженный злою силой.
Лежу и жду, недвижный и немой:
Идут, поют над вырытой могилой,
Несут огни, – вещают жребий мой.

Звенят в щиты, зовут меня домой,
В стоустый вопль сливают плач унылый.
Но мне легко: ты, Агни светлокрылый,
Спасешь меня, разъединишь со тьмой.

Смотрите, братья, недруги и други,
Как бог, гудя, охватит мой костер,
Отсвечивая золотом в кольчуге!

Смирите скорбь рыдающих сестер:
Бог взял меня и жертвою простер,
Чтоб возродить на светозарном Юге!
1903-1906

Столп огненный
В пустыне раскаленной мы блуждали,
Томительно нам знойный день светил,
Во мглистые сверкающие дали
Туманный столп пред нами уходил.

Но пала ночь – и скрылся столп туманный,
И пламенем исчез, свободней дышит грудь –
И племенем к земле обетованной
Нам Ягве указует путь!
1903-1906

Сын человеческий
Апокалипсис, 1
Я, Иоанн, ваш брат и соучастник
В скорбях и царстве господа, был изгнан
На Птмос за свидетельство Христа.

Я осенен был духом в день воскресный
И слышал за собою как бы трубный
Могучий глас: «Я Альфа и Омега».

И обратился, дабы видеть очи
Того, кто говорит, и, обратившись,
Увидел семь светильников златых.

И посреди их пламенников – мужа,
Подиром облеченного по стану
И в поясе из золота – по персям.

Глава его и волосы сияли,
Как горный снег, как белая ярина,
И точно пламень огненный – глаз.

Стопы его – халколиван горящий,
Как будто раскаленные горниле,
И глас его был шумом многих вод.

Семь звезд в его деснице, меч струился
Из уст его, и лик его – как солнце,
Блистающее в славе сил своих.

И, увидав, я пал пред ним, как мертвый.
1903-1906