Лирика

не закрывай глаза.. не закрывай..

смотри - вот стали дни короче..
опять зима и чёрны ночи,
как в забытьи седом, пророчат
тоску и холод до весны..
придётся слушать песни вьюги,
под снежным панцирем разлуки
сплетаться будут наши руки,
так - проще греться снам моим..
пусть даже мысли безмятежны,
как снег - чисты, как пепел - нежны,
темны, как ночь, и так же - грешны..
но нет спасенья нам ни в чём..
смотри - как стали дни короче..
а без тебя - что дни, что ночи..-
безвременье.. мир обесточен..

и рвётся, что казалось прочным -
и хоть - молись, хоть - умоляй..

не закрывай глаза..не закрывай..

Татьяна Кадесникова

Льёт за окном. Ощущение – тонем. Воздуха!
Высуши, высеки, выбели снежным посохом.
Посуху дышится приторней. Небо жабрами
Не перемалывать. Вымести тучи шваброй бы,
Выгрести, выгнать бы, выжать подальше к северу.
Выжить бы, да подключиться к небесным серверам,
Выбежать, выбросить тело под хлопья белые –
Чаем поить, обжигаться горячим хлебом и
Щуриться, и любоваться седыми соснами
Сослепу.

Ксения Ермолаева

Кто-то к солнцу стремглав летит,
кто-то мчит в закат,
кто-то просто уходит от суеты земной.
Я бежала от прошлого.
В кованых сапогах
неотрывно, как тень,
это прошлое шло за мной.
Мерный стук шагов
(я не знала, где явь, где сон),
плети свист за спиной,
обжигающий каждый нерв.
Это прошлое
с нежным юношеским лицом
говорило:
«Не бойся.
Не бойся.
Доверься мне».
Я шептала каждому встреченному –
«укрой!»
Я забыла про сон,
я не слушала боль в ногах.
Спотыкалась и разбивала колени в кровь.
Побеждала в чужих забегах,
как Форрест Гамп.

Васильковое поле на тысячу вёрст вокруг -
ни души, ни звука, и даже ветер утих.
И стоишь потрясённо, не чуя ни ног, ни рук.
Не смотри на меня –
я не знаю, куда идти.

Екатерина Михайлова

Полусирота

Те юноши, кто вырос без отца,
Душой уже мертвы наполовину;
Им не укрыть тоскливого лица,
Когда семьи счастливую картину

Они встречают в книге и в кино:
Воспоминанье об отце нахлынет
И опьянит, как терпкое вино,
И, как похмелье, через боль покинет.

Лишь только в воду солнца диск упал,
Они едва ль, поймав большую рыбку,
Воскликнут: «Пап! Смотри, кого поймал!» –
Чтоб ухватить отцовскую улыбку.

Отец им не сумеет рассказать,
Как правильно косить, пахать и сеять,
А рядом будет любящая мать,
Способная лишь холить и лелеять.

Они, придя, побитые, домой,
Не слышали, стыдясь багровой краски:
«Я драться научу тебя, не ной!»
И пятились от неуместной ласки.

И, как судьба ни закалит их нрав,
Они не возведутся в ранг мужчины,
Пока их мать, как плюшевых, обняв,
Чуть слышно плачет, может, без причины.

Мне неуютно жить одним из тех,
Кто был отвергнут главным из кумиров,
Кто в прошлом видит рока злобный смех,
А в будущем – бездонный мрак сапфиров.

Да, я оставлен был своим творцом
И чувствую, что мёртв наполовину...
Но если суждено мне стать отцом –
Я своего ребёнка не покину.

Алексей Кашурников

Мы свечи в комнатах погасим,
Когда незрим и невесом
Бродячий сказочник Герасим
Обманом прокрадется в дом.

Он скинет свой кафтан просторный,
Цветную пыль смахнет с виска,
И станет рисовать узоры
На тонкой глади потолка.

Послушная его уловкам
Ватага озорных лисят
Начнет резвиться по кладовкам,
Где вещи старые висят.

Сто бабочек с обоев блеклых
Взмахнут неслышно, как прилив,
И заиграет в темных стеклах
Их пестрых крыльев перелив.

Из ничего, из ниоткуда
Прольётся музыка на свет.
И основное в мире чудо
Мы осознаем - смерти нет.

И тайнами наш быт раскрасив,
Опять уйдет в далекий лес
Бродячий сказочник Герасим,
Смешной волшебник-полубес.

Новиков

Пластилиновый мир мягкотел и податлив.
Разминая кистей шустрокрылость, возьмёшь
черный с белым куски и смешаешь, придав им
просторечие правды, красивую ложь.

И сплетутся фигуры в игре непонятной,
потеряв изначальную форму и цвет.
Под твоим плавником затерявшись, обратно
мне не выплыть на воздух, где воздуха нет...

И подводное царство безжаберной птице
чужеродным покажется. Клетку раскрыв,
Ты слепи мне хоть крылья, не дай же разбиться,
отпустив.

Алёна Трифонова

Кто приходит в твой дом, разуваясь неловко, -
бросит вещи у входа, пройдет, озираясь,
заправляя за ухо волнительный локон.
Кто приходит в твой дом, созвонившись заранее,

без формального повода, после работы, -
сядет в кресло твое, поджимая колени,
сразу сделав меня человеком за бортом
чашки чая и банки с вишневым вареньем.

Кто приходит к тебе, в это тихое место,
в это время, в которое осень окрепла, -
чтобы просто согреть, чтобы просто согреться,
чтобы просто сгореть до последнего пепла.

Чтобы просто смотреть - на тебя или фильмы,
говорить, говорить и не наговориться,
чтобы просто уйти, не сказав половины,
и кружить, и парить, как осенние листья.

Чтоб катиться по лестнице яблоком спелым,
замирать на минорной оборванной ноте.
Я посмела, -
я просто слегка не успела.
Кто приходит к тебе,
кто приходит, приходит...

Екатерина Михайлова

Там, где дрожат на волне одной
нервы наши и вены,
где дирижирует тишиной
внутренней, сокровенной
осень, которой печален лик;
где за полётом – паденье:
после мига паренья
листья к корням легли...
…Там, ощутив по-новому мир,
нежим свою усталость:
только бы состоялась
сага нашей зимы.
Только б,
в четыре глаза
глянув за льдистый край,
не уронить ни разу
хрупкий, как иней, рай.

Наталья Малинина

Осень - странное время. В нем трудно искать виноватых.
Улетают надежды, как дикие гуси и Нильс...
Дождь проходит сквозь сумрачный воздух, как пули сквозь вату,
бьет аллею чечеточной россыпью стреляных гильз.
От скамейки к скамейке, подобно пчелиному рою,
мельтешит на ветру жёлтых листьев краплёная прядь...

Я, возможно, однажды свой собственный бизнес открою:
обучать неофитов святому искусству - терять.
И для тех, кто в воде не находит привычного брода,
заиграет в динамиках старый охрипший винил...
Я им всем объясню, как дышать, если нет кислорода;
научу, как писать, если в ручках - ни грамма чернил.
Я им всем покажу, как, цепляясь за воздух ногтями,
ни за что не сдаваться. Я дам им достойный совет:
как себя уберечь, оказавшись в заброшенной яме,
как карабкаться к свету, завидев малейший просвет.
Нарисую им схемы, где следствия есть и причины,
и слова подберу, в коих разум и сердце - родня...

Я себя посвящу излечению неизлечимых,
ибо что, как не это, однажды излечит меня.

Александр Габриэль

Долгий спор разрешился, как тяжкий душевный недуг:
двум столицам делить больше нечего, кроме людей.
На прудах Патриарших кормлю я теперь лебедей,
может, родичи их обитают в Лебяжьем пруду?

И скучаю. Порой - так, что просто спасения нет.
И пытаюсь послать тебе весточку с каждым лучом.
Но с небесным светилом всегда разговор ни о чем:
ненадежный посыльный - рассеянный солнечный свет.

Жду в Москве с нетерпением редкого хмурого дня:
нам привычный гранит разве можно сравнить с бирюзой?
Если небо над Питером вновь разольется грозой,
не пеняй небесам, помни: это привет от меня.

BHF